Когда оба запястья были скованы наручниками, Сорен достал карабин и приказал Кингсли повернуться лицом к спинке кровати и поднять руки. Он едва мог дотянуться до кольца, стоя на цыпочках. Сорен, который был на четыре дюйма выше, без труда привязал его и вытянул его еще выше. Кингсли стиснул зубы, а мышцы его рук и спины напряглись и удлинились, как будто его натянули на стойку.
При правильной порке Верх разогревает сабмиссива легким стартом. Боль медленно и плавно переходит от единицы к двойке, от двойки к четверке. Постепенно, осторожно и с уважением.
Но это был Кингсли, шлюха боли.
А это был Сорен, мужчина, который заставлял шлюх боли плакать по их матерям.
Первый удар был жестоким. Жестоким и красивым, как и человек, который его нанес. Кингсли был настолько застигнут врасплох болью, что вскрикнул. Когда второго удара сразу не последовало, он понял, что у него проблемы.
- Мы находимся в доме священника католической церкви, Кинг, — напомнил ему Сорен своим самым невыносимым тоном. - Давай по-тише, ладно? Или мне нужно заткнуть тебе рот?
Кингсли серьезно задумался над этим вопросом. Промасленная кожаная плетка? Нет способа двигаться к боли или от нее?
- Лучше кляп, - ответил он.
Сорен молча достал из коробки с игрушками кляп и привязал его к голове Кингсли.
— Мне продолжить? – спросил Сорен ему на ухо. - Ой, ты с кляпом. Ты не можешь ответить. Я приму твое молчание за согласие.
Молчание Кингсли было его согласием. Его присутствие было его согласием. Что касается Сорена, существование Кингсли было его согласием.
- Я обещаю, что остановлюсь, если ты потеряешь сознание от потери крови, — добавил Сорен.
Это была шутка. По крайней мере, Кингсли надеялся на это. С Сореном, никогда нельзя быть уверенным…
Второй удар был таким же сильным и резким, как и первый. Линия огня прожгла спину Кингсли. Затем третий удар, и огонь разгорелся.
Кингсли изо всех сил прижался к спинке кровати, плечом к дубу, и позволил огню обрушиться на него. На плечах, на боках, на заду и бедрах; даже нежная кожа на его коленях не была пощажена. Ощущение вышло за пределы жжения и боли и превратилось в абсолютно уничтожающий пожар. Если бы кто-то облил его бензином и бросил в него спичку, он мог бы и не заметить. Его тело было жертвенным костром и Сорен - Богом, во имя которого он горел. Все превратилось в пепел в огне: его страхи за будущее. Его мрачные воспоминания о прошлом. Его эго. Его потребности. Его желания. Его надежды. Он был ничем иным, как телом.
Затем все закончилось, прохадный воздух целовал его израненную кожу. Он обмяк на столбике, покрытый потом и дрожащий, тяжело дыша под кляпом.
Сорен прижался голой грудью к спине Кингсли. Кинг едва не отключился от внезапной волны боли, когда пот Сорена прожег пораженную плоть.
Но это того стоило. Боже, стоило ли оно того, когда Сорен обвил руками его живот, прижался губами к уху и сказал: «Спасибо».
Сорен поцеловал его в затылок, где ремешок кляпа натер его кожу до красноты. Он поцеловал все еще горячие плечи и затылок Кингсли. Губы Сорена сильно впились в кожу Кингсли, как будто он был близок к тому, чтобы кончить, и это было правдой — он мог чувствовать мощную эрекцию своего возлюбленного у себя за спиной.
Это был один из тех редких и прекрасных моментов, когда Кингсли почувствовал нужду Сорена, гораздо большую, чем его собственную. Как бы сильно этого ни хотел Кингсли – а он действительно этого хотел, помимо любви и денег – Сорен нуждался в этом, как в еде и воде. Как в воздухе. А если тебе нужен был воздух, а его не было, разве ты не приложил бы губы к уху человека, который дал тебе его, чтобы прошептать слова благодарности?
Сорен наконец отстегнул кляп и осторожно вытащил его изо рта Кингсли, прежде чем уронить на ковер. Затем он протянул руку и отцепил карабины. Руки Кингсли упали по бокам, словно мертвый груз. Его колени чуть не подогнулись. Но ему не нужно было беспокоиться, что он упадет. Сорен был рядом. Кинг прислонился к нему спиной, отдыхая. Руки Сорена обнимали его, его подбородок лежал на плече Кингсли.
- Счастлив? - Мягко спросил Сорен, со смехом в голосе. - Теперь, когда оставил свою метку на кровати?
Кинг открыл уставшие глаза и увидел, что стальное кольцо оставило выбоины в верхней части спинки кровати, выбоины настолько глубокие, что они обнажили бледное дерево под темной морилкой и лаком.
Он блаженно улыбнулся.
- Очень, очень счастлив.
Глава 6
Кингсли снова твердо встал на ноги и обернулся, целуя Сорена с голодом и потребностью. Но поцелуев было недостаточно, чтобы удовлетворить жажду. Он опустился на колени, целовал и лизал обнаженный красивый живот Сорена, ощущая вкус пота.
Как бы Кингсли ни хотел получить его член, и хотел его прямо сейчас, он заставил себя замедлиться. Заставил этот момент длиться и длиться. Если он чему-то и научился в этом году, так это тому, что все может измениться в одно мгновение. Все могло со стуком в дверь или звонком по телефону просто… исчезнуть.
Медленно он расстегнул черные брюки Сорена и спустил их ниже выступающих бедренных костей. Кингсли пришлось их укусить, иначе он бы умер прямо на полу спальни священника, что, несомненно, поставило бы Сорена в неловкое положение. Поэтому он оказал им обоим одолжение и укусил его, покусывая бледную плоть кончиками зубов. Сорен вздрогнул и перевел дыхание. Сорен обладал садистским уважением к боли. На самом деле он знаток ее и рад оказаться на стороне жертвы, если и когда боль причиняет черезчур вдохновленный сабмиссив.
Сорен был твердым, его член жестким и толстым. Кингсли скользнул ладонью вверх по длине и обхватил его пальцами, удерживая, и немного сильнее укусил Сорена за левое бедро. Не слишком сильно. Достаточно сильно, чтобы оставить следы зубов и синяк, которые Нора может увидеть через день или два. Сегодня вечером Кингсли был в настроении оставить свой след на Сорене — его кровати, его теле. Он бы вытатуировал свое имя на душе этого человека, если бы смог найти к ней путь.
Кингсли поднес головку пениса Сорена к губам, лизнул ее и обвел языком. Затем он медленно… медленно… медленно… втянул его в рот. Он держал его за основание и взял столько, сколько мог. Он снова почувствовал вкус соли, но не пота. Он заставил свою челюсть расслабиться, чтобы взять в горло как можно больше, и как только он оказался там, он обхватил длину ртом.