Теперь мы стоим посредине танцпола, не сводя недовольных глаз друг с друга.
— Я понял, что вы посредственная и ограниченная сударыня, не имеющая даже элементарнейшего представления о правилах вежливости, — похоже, Илюха меняет тактику. Теперь он буравит меня холодным взглядом, взывая к моему воспитанию, — я говорил от чистого сердца, а вы намеренно стараетесь меня задеть.
Я уже готова вылить ушат грязи на пикапера, но меня опережает знакомый голос:
— Сударь, задеть вас не трудно, тяжело пройти мимо и смолчать. Давайте разбежимся по-хорошему? — несмотря на предложение, вид у Стёпы очень даже воинственный: брови насуплены, глаза прищурены, челюсть выдвинута вперёд.
Субтильный Илюша верно оценивает свои шансы и с перекосившимся от негодования ртом удаляется прочь. И в этот момент его друзья кидают в него шкурками от бананов.
— Лох, — ржёт один из них, — раз не снял деваху, то платишь за нас.
Илюша недовольно бормочет себе под нос, что лучше заплатить за всех, чем с такой недалёкой связываться.
Вроде ничего страшного и не случилось, но настроение полностью испорчено. И как бы Стёпа не пытается меня растормошить, я вяло отнекиваюсь.
— Ну хочешь, я пойду и вдарю ему, — с безнадёжным выдохом предлагает он.
Я отрицательно качаю головой.
— Знаешь? — говорю я, прикладывая ладонь ко лбу, — Кажется, у меня голова разболелась. Я, наверное, домой пойду.
— Уже? — Стёпа и не пытается скрыть разочарование, написанное крупными буквами на симпатичном лице, — Тогда я тебя отвезу.
— А как же ребята? — беспокоюсь я о Вике с Витей, которые остаются без транспорта. Что касается другой парочки, то их судьба меня мало волнует. А нежелание лицезреть их лица даже подстёгивает поскорее уйти оттуда.
— Не маленькие, такси вызовут, — отрезает Громов и ведёт меня к нашему столику за вещами.
Быстро со всеми попрощавшись, мы покидаем приятелей. Напоследок я ловлю печальный взгляд Лёши на себе. Но крепкая рука Стёпы неумолимо тащит меня за своим обладателем.
— Тебе нравится в деревне? — спрашивает Громов, уже ведя автомобиль.
Я на несколько секунд задумываюсь, а потом уверенно отвечаю:
— Да, даже очень. Раньше я стремилась поскорее покинуть её, но чем старше становлюсь, тем больше тянет к природе. Там сейчас так красиво, — я мечтательно прикрываю глаза, вспоминая отчий дом, — в городе сплошная грязь под ногами, а там всё сверкает и искриться, на деревья белым пухом лежит снег, дома разукрашены морозом, в небе сияют звёзды.
Я открываю глаза, поворачиваюсь к Стёпе и наталкиваюсь на восторженный взгляд. Вместо дороги Громов смотрит на меня со смесью восхищения и удовольствия.
— Ты просто обязана пригласить меня туда, — он почему-то хрипит, а я смущаюсь под таким горящим взором и лишь киваю в ответ, мигом отвернув пылающие щёки.
Остальное время мы молчим. Кажется, и он, и я пытаемся совладать с возникшими эмоциями.
Лишь остановившись возле моего подъезда, Громов берёт меня за руку и нежно прикасается к ней губами. Я млею от такой ласки. Никогда раньше он не проявлял таких чувств по отношению ко мне.
— До завтра? — спрашивает Громов, не отпуская мою кисть.
Я не могу отказаться.
— Угу.
— Тогда я заеду за тобой в шесть.
— Ага.
На длинные предложения не хватает слов. В голове огромный розовый шар с гелием. Пока я пребываю в прострации, Стёпа выходит из машины, открывает дверь с моей стороны и подаёт свою руку. И почему у нас со Стасом так не получается, промелькает в моей почти пустой голове. С помощью Стёпы я оказываюсь на улице. Он норовит проводить меня до квартиры, но я не готова к такому быстрому развитию событий. Поэтому нежно, но непреклонно отказываюсь. И махнув на прощание рукой, под неотрывающимся взглядом карих глаза скрываюсь в темноте подъезда. Уф, только сейчас замечаю, что почти не дышу.
Уже в квартире первым делом набираю маму, чтобы предупредить про завтрашние планы.
— Мамуль, я и завтра не приеду, — сообщаю я, заваливаясь на диван.
— Что-то случилось? — беспокоится она.
— Нет, просто мы с друзьями в один модный ресторан собрались. Приеду четвёртого.
— Ну ладно, — как-то подозрительно быстро она сдаётся. И голос, замечаю я только что, грустный.
— А ты почему такая невесёлая? — спрашиваю я с тревогой.
— Всё по той же причине. Я после нашего разговора пошла за водой, а у колодца уже бабы стояли. Увидели меня, разом замолкли, только глазами щерятся. Набираю я воды, и тут Галя, знаешь, что выдаёт? — я отрицательно мотаю головой, потом соображаю, что мама не видит этого и говорю:
— Нет.
— Что путаясь с Николаем, предаю память твоего отца, — мама чуть ли не плачет. Мне и самой становится неприятно от такой несправедливости. Мама же не обязана хоронить себя заживо, — ну я не удержалась и окатила её водой. Мы чуть не сцепились. Хорошо, Коля рядом был, увёл меня. Только вот теперь в колодце ведра нет.
— Ничего, снег можно растопить, — говорю я машинально, желая задушить эту противную тётку.
— Да это полбеды, Коля обещал завтра повесить другое ведро. Я теперь спокойно по деревне не могу пройти, — я чувствую, как ей тяжело.
— Так, ладно. Переставай хандрить. Я завтра приеду и со всеми разберусь, — деревенские помнят и боятся моих неадекватных поступков.
— Не надо. Перестань. Ты завтра с друзьями собралась погулять, вот и отдохни.
— А как же ты?
— А что я? Дома посижу, помечтаю о театре. Ты же помнишь про подарок Николая?
— Точно. Приезжай в город, мы с тобой по магазинам походим, вещей напокупаем.
— Зачем мне это надо? У меня же есть платье, — сразу идёт в отказную моя родительница.
— Мам, перестань, у тебя одно платье на все случаи жизни. И то всё вытянувшееся. В таком стыдно на людях появляться.
— А вот мне не стыдно. С чего бы я должна стыдиться себя? — упрямится мама.
— Ну давай же. Хоть раз в жизни порадуй себя.
— Я и так постоянно себя радую. Вот сегодня порадовалась, когда снег с крыши меня почти не задел во время падения.
— Очень смешно. Попроси Николая Петровича залезть на крышу и почистить её.
— Он и так уже слазил.
После получасового уговаривания мама наконец соглашается.
На следующее утро я еду встречать её на вокзал. И оттуда мы сразу летим шопиться.
— Я не собираюсь сегодня жопиться, — протестует мама, — я все сбережения взяла.
Приходиться объяснять ей слово "шопинг. "
Я уговариваю пойти её в ЦУМ, но моя настырная маман доверяет лишь рынку. Пытаюсь объяснить, что на рынке всё дороже и хуже по качеству, но она непреклонна. И вот мы мёрзнем, меряя вещи на пресловутой картонке. Пышнотелая продавщица, уминающая пирожок с яйцом и луком, расхваливает каждую примеренную тряпичку. Почему-то мама слепо верит словам этой женщины.
— Эта юбка так хорошо скрывает ваши неровные ноги, ну а то, что попа в два раза объёмней кажется — не беда, мужчины, как мы знаем, ни собаки.
— Какие замечательные брючки. Вы только не садитесь в них, чтобы они по шву не треснули.
— У меня таких кофт дома аж целых две. Широкие, комфортные, главное свободные. А какие яркие. Вон как цветы вам идут. Этакий цыганский мотив. Прекрасно зрительно увеличивают вашу маленькую грудь.
В итоге мама покупает этот цветастый балахон, который и Пугачёва в лучшие свои годы не надевала. Затем обегает дважды весь рынок в поисках подходящей юбки. Так как в красный цветок все юбочки раскуплены, она берёт в зелёный. Мои доводы по поводу такого аляпистого комплекта начисто отвергает. Ведь все продавцы не жалеют эпитетов для восхваления такого приобретения. И я устало сдаюсь.