Зимняя сказка у очага
ЭХО и АЛЕКСАНДРА ГРОМ
ЗИМНЯЯ СКАЗКА У ОЧАГА
Вдохновитель:
Группа «Ария»,
альбом «Игра с огнем», 1989 г., композиция «Искушение».
Лаская ночь, коснись меня,
Имя тебе искушение.
Дай мне
Больше, чем просто любовь,
Дай мне, больше чем страсть,
Что проходит, словно боль.
Я сгорю в огне, сгорю в тебе, пускай,
Я хочу стать пеплом, лишь познав твой рай.
В избе было тепло, еще не прогоревшие угли в открытом очаге давали мягкий отсвет на половицах, выскобленных добела. Видар сидел на лавке, вытянув длинные ноги. В его зубах дымила вишневая трубка. Струйки сизого дыма лениво уплывали под потолок, распространяя по горнице сладковатый дух крепкого табака. Веки мужчины тяжелели с каждой затяжкой, разум плыл и проваливался в дрему.
«Пора почивать», – подумал Видар, но так и не шелохнулся.
В очаге хрустко стрельнул уголек, вырвав-таки хозяина избы из зыбкого полусна.
«Пора!» – мужчина с удовольствием потянулся всем телом, поджимая пальцы босых ног. Поднявшись, он подошел к огню вытряхнуть пепел из трубки. Оставив ее на полке, Видар еще раз потянулся и направился к лежаку.
Вдруг в окно полыхнуло, да так ярко, будто источник света был совсем близко. Такого в своей глуши Видар не помнил! Какое-то непонятное, незнакомое беспокойство зацарапало в груди, мгновенно разбудив сонное сознание и заставив действовать. Наскоро, прямо на босу ногу, Видар натянул меховые сапоги. Схватив малахай и тулуп, он вышел из избы, только дальше порога не двинулся. Набрасывая одежку на голые плечи, мужчина уставился в небо. Тонкий золотой рожок убывающей луны скромно поблескивал, а многочисленные звезды зябко подрагивали, отражая на снежный наст свой неблизкий скудный свет. Понять, где сверкнуло, было уже невозможно.
Видар протянул в рукава руки. Застегивал тулуп он, уже шагая по двору и крутя головой по сторонам в ожидании какого-нибудь нового знамения, способного подсказать ему направление. Дойдя до ворот, полуночник вновь замер, прислушиваясь… Ничего.
Пар валил из ноздрей, оседая инеем на усах и бороде. Мороз стоял нешуточный. В такую погоду даже ветер молчал, и весь лес окутала звенящая тишина. Неожиданно со стороны озера, в шестах (1) десяти, послышалось, как обломилась и упала на наст тяжелая еловая ветвь. Не раздумывая ни мгновения, Видар подался на звук. К воде он не ходил с осени, потому тропы там не было, и ноги вязли в глубоком снегу. Тот набивался в сапоги, таял и неприятно холодил икры.
Видар шел, браня безобразника, по чьей вине ему пришлось покинуть теплую избу. Только незримые когти беспокойства вонзились в грудь намертво и тащили вперед. Становилось жарко от усилий вытаскивать ноги из снега и толкать их обратно, делая шаг за шагом. Малахай был задвинут на макушку, а верхняя пугвица (2) тулупа расстегнута. Изморозь облепила ресницы, сцепив их друг за дружку, слепила глаза. Упав, Видар клюнул лицом в снег, а, утершись, снова крепко выругался – заковыку (3) на своем пути мужчина не разглядел. Хульные слова замерли на губах, когда он услышал под собой стон.
Первым делом мужчина попытался оттолкнуться и встать, но провалился глубже в снег, который тут же ожег голые под задравшимися рукавами руки. Без устали сыпля проклятиями, Видар откатился вбок и опять услышал протяжный стон. Пар от дыхания и заиндевевшие ресницы искажали и без того едва различимое пятно на снегу. Совладав с собственным телом, бедолага кое-как поднялся, наклонился и схватил за шкварник лежавшего человека. Порывисто дернул на себя, ожидая, что найденный будет тяжел, но он оказался легок настолько, что Видар завалился на спину. Находка полетела прямехонько на его грудь. Сил ругаться уже не было.
«Видать, Святобор (4) расстарался, потешиться решил!» – тяжко вздохнул Видар, а после рассмеялся собственным мыслям. Действительно, какое дело до него богам!
Вдруг по его лицу что-то скользнуло и разудалое веселье поутихло. Кончик косы находки мазнул нос вскользь, вызвал чих. Голова его подалась вперед, и лоб встретился с макушкой лежащей на нем девицы. Их стоны раздались одновременно.
«Да бесы бы все побрали!» – воскликнул горемыка в сердцах, выплескивая свое раздражение и на собственное невезение, и на глупую находку. Как отнеслась к такому удача, трудно было судить, но девица тут же затихла, более не подавая признаков жизни. Видар столкнул ее с себя, и встал. Рассмотреть незнакомку он даже не пытался: глаза продолжали слезиться, голова гудела, да и времени утекло уйма – пора двигаться восвояси, а то и околеть недолго. Стиснув зубы, мужчина взвалил девушку на плечо и потащился обратно.
Путь назад был не легче! Добираясь до избы, Видар подивился тому, что кое-какие ругательства его память все же приберегла, и тому, что вспоминать их было гораздо легче, если посылались они не себе, а кому-то другому, точнее, другой.
На пороге избы ноша показалась вовсе неподъемной, но упрямство помогло осилить последние шаги и рухнуть не в хрусткий снег, а на теплый пол. Немного отдышавшись, Видар поднялся с колен и разделся. Очаг почти погас, пока его не было. Пришлось подбросить еще дров. После Видар вернулся к своей находке.
«Какой дурище могло взбрести в голову гулять в морозную ночь по лесу в исподнем? Полоумная, не иначе!» – рассуждал он, попутно разглядывая гостью. Снег, приставший к ее рубахе, растаял, и теперь ткань облепляла девичье тело второй кожей. Решив, что не стоит к душевной болезни девицы добавлять еще и простуду, Видар торопливо стянул с нее промокшую одежду. Отбросив в сторону ненужную тряпку, он поднял девушку на руки и перенес на шкуру возле очага.
Незнакомка даже не шелохнулась, так и замерла на месте тряпичной куклой. Это Видару не понравилось. Он внимательно всмотрелся в девичье лицо. Выглядело оно обескровленным. Бисер пота усеивал лоб и поблескивал над пухлой верхней губой. Голубоватые веки еле заметно подрагивали, а меж широких дуг бровей то появлялась, то исчезала морщинка.
Чем дольше Видар смотрел на свою находку, тем спешнее его покидали думы о ее здоровье, уступая место иным мыслям. Он никак не мог решить для себя, хороша дева или нет. Словно в поисках ответа взгляд хозяина избы устремился ниже, к изгибу девичьей шеи, тяжелым грудям с темными ореолами сосков, тонюсенькой талии и крутым бедрам. Взор его остановился на шерстяных чулках, что, морщась, облегали ладные ноги. Зрелые прелести незнакомки никак не вязались у Видара с нежными и чистыми чертами ее лица. Взглянув еще раз на манящее тело, озадаченный спаситель заплутавших девиц покачал головой и направился в сени.
«Нынешняя зимовка будет не такой скучной, как прежние», – подумалось ему.
Вернувшись со склянкой, наполненной барсучьим жиром, он присел в ногах у девушки. Пока грел растирку в ладонях, опять залюбовался своей находкой – все ж таки оказалась она чудо, как хороша! В голову тут же полезли похотливые мысли о том, как давно у него не было женщины.
«Пожалуй, с осени», – вспомнил он свою вылазку в ближайшее село, состоявшуюся аккурат перед зимовьем, и тут же одернул себя – не о том сейчас думать надо!
Видар хмуро глянул на непутевую девку и принялся втирать первейшее средство от простуды. Начал с ног. Оглаживая ее стопы, он подивился тому, насколько хрупкими они казались в его ладонях. А какой нежной была кожа!
Горе-лекарь сам того не заметив, вновь уставился на девичьи груди, мерно покачивающиеся в такт его движениям. Посылая проклятия на головы всем глупым девицам, а в особенности одной, он потянул с лежака покрывало и прикрыл искушающий вид. Продолжать стало легче.