Видар присел на лавку, она чуть слышно скрипнула, только разобидевшаяся гостья никак не отозвалась на появление под боком соседа.
Хозяин избы немного растерялся – не каждый день в его лесу появлялись незнакомые девицы и называли его своим суженым! Как подступиться к новоявленной невесте он не знал. Поразмыслив, положил на округлое девичье бедро ладонь и ласково заговорил:
– Ладно тебе слезы лить да кручиниться! Пойду-ка я баньку истоплю, воды наношу, косы твои расплету (20) …
Он с улыбкой наблюдал, как ошалевшая от такого предложения Яра извернулась на лавке, обратив к нему свое лицо. Брови ее сурово жались к переносице, а на щеках яро сверкал румянец.
– Ты лапы-то свои медвежьи от меня прибери, – змеей прошипела она, и посулила, – а то не досчитает твоя елка (21) своих шишек!
– Дюже сурова ты, ладушка моя! – пророкотал Видар, наглаживая теперь девичьи колени. – За что ж ты суженного своего так? Сама потом жалеть станешь!
– Не стану! – отрезала Яра и, скинув его руку, вскочила с лавки. – Одолжи одежу, да укажи, в какой стороне люди живут. По весне все верну – не надо мне от тебя ничего!
Видар не мог отвести взгляд от девицы. Та стояла, обхватив себя руками, и тяжело дышала. Коса ее растрепалась, румяные от гнева щеки манили прикоснуться, а искусанные губы алели и блестели как вишневый сок. Хотелось припасть к ним в сладком поцелуе, насытить влагой вмиг пересохшее жерло.
Кровь полыхнула в Видаре, наполнив жилу. Он в миг оказался перед Ярой и приник к ее губам. Они оказались именно такими, как представлялись: теплыми и мягкими, нежными и податливыми…
Яра не ответила на неожиданную ласку, замерев не только от нахрапа охальника, но и от предвкушения! Видар скользнул языком по ее устам, раскрывая их. Встретившись во рту у Яры, оба языка замерли, касаясь друг друга, будто здоровались. Девушка несмело шевельнула своим, а Видар, видимо, приняв ее движение за согласие, принялся хозяйничать.
В голове у Яры туманилось. По ее телу бежали мурашки, подгоняемые горячими волнами возбуждения. Девушке внезапно стало жарко и в тоже время необычайно легко. Она чувствовала себя капелькой росы на паутинке, которую едва-едва колышет теплый летний ветерок, а первые лучи солнца, преломляясь в ней, рассыпают вокруг мириады светлячков.
Один за другим, светляки гасли, легкость незнакомым томлением опустилась вниз, и лишь ветерок продолжал обдувать лицо. Яра медленно подняла веки, возвращаясь из навеянного поцелуем, дурмана. Видар не отводил взгляда от ее рта. Он часто дышал, натужно раздувая ноздри, а губы его были влажными и такими желанными.
– Оставайся со мной, – с надеждой в рокочущем голосе произнес мужчина.
Яра ничего не ответила, тогда он продолжил уговоры, вглядываясь в лицо девушки:
– За насмешки мои не злись, в обиду не вдавайся. Не поверишь, наверно, но ждал тебя зимы три. Знакома мне та мавка. Мара, верно? Озеро у меня тут рядом, завелась в нем как-то болотница. Стала вода тухнуть, птицы да зверье захворали. Пришлось помощи просить у русалки. Они с болотницей лясы поточили, та и ушла. А Мара с меня спросила достать ей карасей для разводу – куда только своих подевала! – Видар запнулся, поняв, что слишком уж в подробности вдаваться начал. – После мы с ней еще виделись. В последний раз она мне и сказала, мол, чего такому славному молодцу одному в лесу век коротать – пришлю тебе жену. Подумал я, что права мавья нечесть, ждать стал. Первое время каждый день, обходя чащу, надеялся с возвращением найти в избе обещанную. Так зима прошла, потом другая. Извелся весь… Потом плюнул и растер. А тут ты! Коли и вправду мил я тебе, будь женой мне, а я тебе мужем стану.
Яра от таких откровений опешила. Ей и не верилось в то, что все сказанное Видаром правда, и жуть как хотелось поверить!
– А чего ты по чаще-то рыщешь, болота расчищаешь да карасей с русалками разводишь? Чего забыл в глуши? – съехидничала девушка, за остротами скрывая свое состояние.
– Так ты ж вроде знаешь, – растерялся Видар, – сама же сказала, что к лешему пришла. Я леший и есть.
Яра часто заморгала да как прыснет со смеху. Это звук, звонкий и искристый, окончательно разогнал предутреннюю мглу в избе, звякнул первыми лучами зимнего солнца в окошко.
– Какой с тебя леший, Видар?! – ухохатывалась она. – Лешие старики дряхлые с поганкой на носу. В карманах у них белки да бурундуки живут, на голове синицы гнезда вьют. Еще поговаривают, будто вместо того, – девичий пальчик указал на пах мужика, – у них мухомор!
Лешак, не отводил глаз от лучистой улыбки Яры. Казалось, ему нравился задорный и веселый нрав девушки.