Директор клуба волновался, поглядывая на часы.
Подбегали новые добытчики, военные и штатские, и этот водоворот все больше увлекал Збруева внутрь толпы — и скоро он был уже совсем близко от Тани. Уже не только слышал ее, но и видел: как Таня улыбается, как утопает она в букетах, как вырывает из блокнота предупредительного лейтенанта листочки, одаривая всех, налево и направо.
— Пожалуйста!.. Пожалуйста!.. Не за что!.. Это вам… А это кому?.. Что-то я совсем запуталась, ребята… Вам, кажется?
И вдруг Збруев осознал, что бумажка с автографом протянута ему, и машинально ее взял.
Таня же, передавая листок, на секунду задержала взгляд на лице Збруева:
— А с вами мы, кажется, где-то уже встречались?..
Не успел Збруев ответить, как Таню скрыл плечистый сержант:
— А меня помните? Я — Козлов, на Новый год вам открытку прислал!
— А… Помню, помню!.. — услышал Збруев. — Спасибо!..
— А меня? Вы у нас в части выступали!
— Помню, всех помню! — смеялась Таня.
И толпа двинулась к дверям зала.
И тут — стихнут голоса, хотя разговор, судя по всему, будет продолжаться, — и зазвучит грустная мелодия балалаек.
…Мечта, окруженная множеством Збруевых, удалялась в направлении зала, а один из них — тихо брел со своим чемоданом в другую сторону, к выходу, мимо стены, заклеенной одной и той же афишей: улыбающаяся артистка Дроздова в новом фильме — повторяющейся бесконечно, как пулеметная очередь.
— Что-то вы остановок больно много делаете, товарищ ефрейтор, — сказала кассирша в окошечке, возвращая Збруеву закомпостированное проездное предписание.
— Родственники, — отозвался Збруев. — Большая семья.
Над старинным городком Княжий Остров плыл архаический малиновый звон.
Было воскресенье — и со всех сторон к собору тянулись приезжие старухи. На перекрестке двух наиболее оживленных магистралей их негустой поток сливался с потоком неверующих горожан, которые гуляли просто так, по случаю выходного дня.
Расплетаясь, один рукав людской реки продолжал путь к собору, другой — вкатывался под арку Сада Отдыха. И в этом, другом рукаве, чинно держась под руку, шли Римма Филимонова и Збруев.
— Вы не обижайтесь, что я вас домой не пригласила, — сказала Римма. — Мне девчонки говорят: Римка, ты молодость губишь, все дома да дома… А мне нравится! Я радио слушаю, вышиваю, художественную литературу читаю. В этом году, правда, только шесть книжек прочла: эпидемия гриппа, мы, медсестры, из больницы не вылезали… Костя, а вы романтик?
— Я? Конечно — романтик, — кивнул Збруев. — А вы?
— Я — ужасный романтик, — вздохнула Римма. — Все мечтаю, мечтаю… Скажите — вам иногда хочется умчаться далеко-далеко и встретить там что-то большое и светлое? Бывает?
— Ясное дело, — согласился Збруев. — Даже часто.
— Ой, надо же, как мы похожи…
Они проходили мимо комнаты смеха.
— Может, зайдем, посмеемся? — предложил Збруев.
— Не люблю, — сказала Римма. — Там человек в искаженном виде представляется.
— Думаем все! — крикнула с эстрады женщина с микрофоном. — Пятый вопрос: почему Красные Ворота называются красными?
На скамейках сидело несколько человек, в том числе Римма и Збруев.
— Так покрасили! — крикнул хулиганствующий подросток.
— Товарищ считает так. Будут другие мнения?..
— Костя, вы знаете? — шепнула Римма.
Збруев крикнул:
— Красные — значит красивые!
— Товарищ дал правильное определение! Армия впереди. Следующий вопрос: кто, где и при каких обстоятельствах воскликнул: «с такими молодцами — и отступать?»
— Костя, ну? — подтолкнула Римма Збруева.
— Кутузов, в битве при Бородино!
— Товарищ снова на высоте, остается позавидовать его девушке. Теперь переходим к искусству. Перечислите фильмы с участием артистки Татьяны Дроздовой.
Римма посмотрела на Збруева, но Збруев молчал.
— Мало каши ел твой Костя, — сказал подросток.
— А тебя, сопля, не спрашивают! Ну, Костя?.. — нежно подбодрила она Збруева.
— Скучное мероприятие, — вдруг вставая, сказал Збруев. — Пошли отсюда.
Качели лихо взлетали в небо — и вместе с ними то взлетал, то падал Сад Отдыха — с палатками, транспарантами и толпой гуляющих людей. Римма смеялась, пищала и придерживала подол платья. Збруев же стоял в лодке твердо, как постамент.