Шушаков Олег Александрович
И на вражьей земле мы врага разгромим
Книга вторая «Зимняя война»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«ПРИНИМАЙ НАС СУОМИ-КРАСАВИЦА»
…Подымайся народ, собирайся в поход,
Барабаны сильней барабаньте!
Музыканты, вперед! Запевалы, вперед!
Нашу песню победную гряньте!..
На земле, в небесах, и на море
Наш напев и могуч и суров:
Если завтра война,
Если завтра в поход,
Будь сегодня к походу готов!..
1. Чужой земли мы не хотим не пяди…
Ленинград, 26 ноября 1939 г.
…Если хочешь что-то сделать хорошо, делай это сам!
Выполнение особо важного задания, поставленного лично наркомом, начальник Управления НКВД по Ленинградской области комиссар госбезопасности второго ранга Гоглидзе никому передоверить не мог. И взял его на себя.
Вот почему уже целую неделю, забросив многочисленные дела, он мотался вдоль советско-финской границы на замызганной полуторке. В кожаном реглане без знаков различия. Чтобы не светить своими ромбами на всю округу.
- Возле него останови! - приказал шоферу Гоглидзе и показал на маячившего у обочины пограничника с лошадью в поводу.
Полуторка, раскачиваясь и скрипя крытым кузовом, остановилась. Вторая машина, тоже крытая, встала рядом.
Гоглидзе вышел из кабины, небрежно махнул рукой в ответ на приветствие и спросил:
- Все готово, лейтенант?
- Так точно, товарищ комиссар государственной безопасности второго ранга! - козырнув, ответил тот. - Все, как вы приказали. Огневая позиция подготовлена на опушке леса. Резервный погранвзвод в составе десяти бойцов и младших командиров с десяти утра проводит полевые занятия в излучине реки Сестры, в трехстах метрах юго-западнее Майнилы. Ведется пулеметный и винтовочный огонь холостыми патронами. Артиллерийский налет противника обозначается взрывпакетами.
Гоглидзе постучал кулаком по борту полуторки, и из кузова молча посыпались бойцы. Не дожидаясь команды, они принялись выгружать из второй машины, разобранный восьмидесяти двух миллиметровый миномет и ящики с минами.
- Собрать и подготовить к стрельбе, - приказал Гоглидзе и повернулся к лейтенанту. - Отзовите своих людей назад на заставу!
- Есть! - козырнул тот, вскочил на лошадь и ускакал в сторону видневшейся на бугре деревни.
- Окуневич! - позвал Гоглидзе старшего группы.
- Я! - откликнулся тот и подбежал к начальнику.
- Маркировку с мин удалили? - спросил Гоглидзе.
- Так точно!
- Израсходуете один ящик. Когда будете сворачиваться, не забудьте забрать его с собой. И чтоб никаких следов!
- Есть! - приложил ладонь к фуражке майор, и замялся. - Разрешите вопрос, товарищ комиссар госбезопасности второго ранга?
- Ну, что у тебя еще?
- В ящиках, кроме семи осколочных мин, еще две дымовых уложены и одна агитационная. С ними как быть? Тоже израсходовать?
- Нет, эти не трогать. Сдашь обратно, когда в полк вернетесь.
- Есть!
Пока бойцы перетаскивали и устанавливали миномет на огневой позиции, Гоглидзе еще раз осмотрелся.
Участок для проведения акции был подобран довольно удачно, хотя требования, предъявляемые к нему, были очень жесткими.
Во-первых, требовалась открытая для наблюдения с сопредельной стороны местность. Чтобы финские пограничники могли зафиксировать факт обстрела советской территории. Во-вторых, эта местность должна была обеспечить скрытность стрельбы. И, в-третьих, она должна была позволить развернуть перед обстрелом для полевых занятий подразделение из десяти-двадцати красноармейцев - будущих «жертв наглой провокации финляндской военщины».
Район Майнилы для этой провокации подходил почти идеально.
Поле, на котором проводились занятия, просматривалось сразу с нескольких сторон, так как находилось в излучине реки, широкой дугой огибающей деревню и погранзаставу, расположенную на ее северо-западной окраине. А позиция миномета располагалась на обратном скате возвышенности и для наблюдения с финской стороны была не доступна. Впрочем, как и с советской. Потому что гражданское население из Майнилы давно было выселено, а вся излучина отгорожена от берега до берега забором из колючей проволоки, проходившим по просеке двумя километрами южнее.
Развернув миномет и подготовившись к стрельбе, расчет уселся на ящики с минами и принялся за сухой паек. На часах было уже два пополудни, и животы подвело у всех. Бойцы, стоявшие в оцеплении с завистью смотрели на товарищей, но в присутствии высокого начальства присоединиться к ним не решались.
Наконец, вдали показался всадник. Этот был давешний лейтенант-пограничник, начальник Майнильской погранзаставы.
Подскакав, лейтенант бросил поводья, спешился и доложил:
- Товарищ комиссар государственной безопасности второго ранга, резервный погранвзвод в полном составе вернулся в расположение части!
- Отлично! - кивнул Гоглидзе, а потом повернулся к расчету, уже построившемуся у своего миномета, и приказал. - Огонь!..
Начальник штаба Ленинградского военного округа командарм второго ранга Мерецков, глубоко задумавшись, стоял у окна своего кабинета. Огромные, махровые, снежные хлопья медленно кружились за холодным стеклом. Осыпая крыши домов, укутывая кусты и деревья, ложась на тротуары и проезжую часть…
Кирилл Афанасьевич тяжело вздохнул.
В конце сентября его сняли с должности командующего войсками округа. Без каких-либо видимых причин. Он ожидал ареста. Но до этого, слава Богу, не дошло.
Новым командующим был назначен Герой Советского Союза командарм первого ранга Жуков, высоко взлетевший после ошеломительного успеха на Халхин-Голе и в Северо-Восточном Китае. А Мерецков остался при нем начштаба.
До этого служить вместе с Жуковым ему еще не приходилось. Бог миловал. Но о его крутом нраве и грубости Кирилл Афанасьевич был наслышан.
А теперь убедился лично…
- Что это за филькина грамота! Кто это писал?! Вы что, совсем тут все охренели?!.. - размахивая пачкой совершенно секретных машинописных листов, орал Жуков. - Молчать!!
Мерецков стоял перед ним, вытянувшись по стойке «смирно», и молчал.
- Тридцать километров в день! Зимой! По глубокому снегу! В условиях озерно-лесисто-болотистой местности! Мать-перемать!! - в бешенстве врезал кулаком по столу Жуков. - Где данные разведки? Что известно о линии Маннергейма? Как организована оборона противника? Вы что на лыжную прогулку тут собрáлись?!.. Молчать!!
Мерецков молчал.
А что он мог ответить? Что установить такой темп наступления приказал товарищ Сталин? После того, как отверг план, предложенный начальником Генштаба Шапошниковым. Посчитав его излишне осторожным. Потому что план Шапошникова учитывал и характер местности в районе боевых действий, и наличие оборонительных сооружений, и вероятность вмешательства в конфликт третьих стран.
Или сообщить, что план, разработанный штабом округа, Сталин отверг по той же причине - из-за низких темпов наступления и длительных сроков его подготовки?
Мерецков, ясное дело, с товарищем Сталиным спорить не стал (потому что еще не сошел с ума!) и взял, что называется «под козырек».
Увеличить темпы? Есть!
Сократить сроки? Есть!
И увеличил. И сократил.
И, похоже, доувеличивался. И досокращался…
О своем назначении Жуков узнал вчера. Во время беседы со Сталиным в Кремле. И сразу вылетел в Ленинград.
Приняв дела у Мерецкова, он первым делом потребовал доложить план предстоящей операции по разгрому Финляндии, уже переработанный штабом округа. Полистал этот «документ», медленно наливаясь яростью. И взорвался.
- Кто это писал?! Соотношение сил в наступлении должно быть не меньше трех к одному! Это любой курсант знает! А тут что?! Один и три к одному!.. Отвечать!!
- По танкам тридцать к одному, товарищ командующий…
- Молчать!!.. Причем тут танки! Тут вам не Европа! Леса, озера и болота! Дорог раз-два и обчелся! На марше бригада растянется! И режь ее на части, где хочешь! - орал Жуков. - Кто разрабатывал этот план? Прежний начальник штаба?! Арестовать! А ты куда смотрел?!.. Молчать!!
Мерецков молчал. Потому что этот самый план разрабатывался под его личным руководством. Да, он выполнял указания товарища Сталина. Но ссылаться на это было категорически нельзя!