— Где ваш муж, сударыня? — мягко поинтересовался Никита.
Женщина вымучила что-то бессвязное о срочных делах по коммерческой линии, мол, муж ее убыл в Хельсинки, чтобы провести переговоры с партнерами, работающими на фабрике народного промысла… У Айны было такое лицо, что даже стало жалко ее. Коню понятно, что ненаглядный Хенрикке сейчас в армии, доблестно сражается с советскими «оккупантами», если еще не погиб.
— Понимаю, сударыня, — улыбнулся Никита. — Прекращайте волноваться, все хорошо, советские солдаты вас не обидят. Спускайтесь вниз, будьте, как дома, гм… Что ж вы не уехали, Айна, когда все уезжали?
Тут пожилая женщина поднялась, и он все понял. Она с трудом ходила, левая нога превратилась в негнущуюся кость. Никита помог ей спуститься. Обнаружив в собственном доме кучу чужих ухмыляющихся солдат, Айна снова задрожала, стала кутаться в шерстяной платок. Захныкала ребятня.
— О, да здесь еще и прекрасное дамское общество, — осклабился бывший ловелас и гармонист ансамбля песни и пляски рядовой Максимов. — Что ж вы сразу не сказали, товарищ старший лейтенант? А чего они спрятались, будто к людоедам в гости попали?
— Так, разбежались! — приказал Мечников. — И нечего таращиться, словно вы и впрямь людоеды. Женщины и дети находятся в своем доме, вот пусть и занимаются своими домашними делами. Айна, не смущайтесь, представьте, что нас здесь нет.
Минут через пятнадцать в дом решительно вошел уже знакомый лейтенант Минин — офицер по поручениям. За спиной офицера мялись солдаты, с любопытством заглядывая внутрь.
— Вы опоздали, лейтенант, — насупился Никита. — Дом уже занят, топайте дальше.
— Прошу прощения, товарищ старший лейтенант, — по-уставному козырнул Минин. — Мы по другому делу, выполняем распоряжение полкового комиссара Решетова, который, в свою очередь, исполняет приказ начальника особого отдела дивизии. К сожалению, не хватает людей, сотрудники НКВД в этот город еще не вошли. Получен сигнал от соседей, которых уже отправили на сборный пункт, что в этом доме остались гражданские… — Он вытянул шею, обнаружил в комнате жмущихся друг к другу штатских, и брови его многозначительно поползли вверх, а физиономия приобрела откровенно протокольный характер. — Я так и думал, — изрек лейтенант. — Сколько их в этом доме, четверо? Заходите, товарищи красноармейцы, — бросил он взгляд через плечо. — Осмотрите дом, не прячется ли кто еще. Гражданам пять минут на сборы, брать с собой только самое необходимое, и чтобы через десять минут вся эта компания была в школе.
— Зачем они вам, Минин? — нахмурившись проговорил Никита. — Обычные мирные люди. Мы же не воюем с женщинами и детьми?
— Товарищ старший лейтенант, где ваша сознательность и четкое понимание момента? — Голос Минина окреп, зазвенел. — Происходит выполнение директивы Главного Военного совета РККА, согласно которой все оставшееся финское население подлежит выселению с занятой советскими войсками территории. Вы об этом не могли не знать. Позвольте выразить нарекание, товарищ старший лейтенант, — почему, обнаружив в доме гражданских, вы не выполнили свой долг и не отправили их куда следует?
— Лейтенант, вы переходите границы! — повысил голос Мечников. — Может, вы меня еще в государственной измене обвините? Выполняйте, что вам положено, но обращайтесь с женщинами и детьми уважительно, не забывайте, что в скором времени они станут такими же советскими гражданами, как и мы с вами! И постарайтесь в следующий раз не проявлять превосходство, которого у вас нет!
Он угрюмо смотрел, как красноармейцы, отягощенные полномочиями, хозяйничают в доме, покрикивают на женщин. Разведчики тоже притихли, посматривали на происходящее без одобрения. Айна закутала детей в теплые одежды, помогла одеться свекрови, подтащила к выходу чемоданы — видимо, заранее собрала, догадывалась, чем чреват приход армии-освободительницы. Никита молчал. Формально эти люди были родственниками их врагов, нареченными советской пропагандой белофиннами, он не имел права давать слабину и идти на поводу у каких-то чуждых эмоций.
— Не волнуйтесь, Айна, — улучив момент перед тем, как семью вывели наружу, сказал он. — Война закончится, и вы вернетесь в свой дом. То, что происходит сейчас, вызвано военной необходимостью, с этим нужно мириться. Все будет в порядке с вашей семьей, включая вашего мужа… который уехал по делам в Хельсинки. Уверен, Советская власть проявит к нему снисхождение. Через неделю вы с детьми вернетесь в свой дом.