Оставалась казарма. Стали просачиваться по одному и распределяться между двухъярусных нар. Плохо, что два яруса, с верхним проблема. Как его бесшумно ликвидировать? Нужно же чтобы, как и в прошлом году в Японии, на полу и кроватях следов крови не было. Придут поляки, обеспокоенные молчанием заставы, а там никого и только записка на столе у командира, естественно, на чистом польском языке написанная, что не могут они отсиживаться в тылу, когда коричневая чума заползает на Ржечь Посполитую. Все до единого ушли на фронт. Не поминайте лихом.
– Начали, – Свистящим шёпотом скомандовал капитан Семёнов, убедившись, что бойцы заняли свои позиции и посверкивают в лунных лучах иглами кинжалов.
Глава 8
Событие двадцать второе
Временно советую назначать своих начальников и расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты.
Владимир Ильич Ленин
Брехт смотрел на польские ордена и медали и не ощущал того зуда коллекционерского, который раньше появлялся при виде наград. Жалко, что ли, поляков стало? Да, не так чтобы и жалко. Знает ведь, что эти братья – славяне устроят после развала СССР. Что станут самыми рьяными русофобами мира. Нет, не радовался смерти пятидесяти восьми человек, но и не переживал. Умерла, так умерла, меньше детей воспитают в русофобском духе. А нет, вот об одном в этой ненужной смерти переживал. Эти пятьдесят восемь хреново подготовленных солдат и офицеров могли бы на западном фронте убить десяток тоже хреновенько подготовленных немецких солдат и офицеров. Вот и отправить бы их туда …
Мать вашу, Родину нашу! Стоять! Бояться! Какая мысль хорошая. Прямо – хорошая – хорошая. Так. Так. Подумать надо. Если товарищ Берия узнает, то в распыл пустит. Или нет? Кто-то же придумал, как начать войну с Финляндией? Почему не в НКВД? Нет. Знать товарищу Берии об отличной мысли, пришедшей в лопоухую голову, не надо. А можно утаить? Почему нет. Попробовать-то точно можно.
– Иван Яковлевич, – Брехт повернулся к рассматривающему те же ордена и медали из-за плеча Вальтеру, – сделай доброе дело, позови сюда Скоробогатого и поставь у палатки метрах в десяти охрану, чтобы она никого, даже Чуйкова, сюда не пускала. Даже Бабаджаняна. А сам с Сашкой возвращайся, есть мысля.
Собрались через полчаса. Брехт выглянул из палатки и в душе посмеялся. Вальтер выполнил всё дословно. Вокруг штабной палатки стояли плотной цепью красноармейцы с приткнутыми кортиками к Арисакам и щетинились острым металлом наружу. Там уже пытался пройти через препон бригврач Колосков Пётр Петрович, если по новым званиям, что через год введут, то целый генерал-майор медицинской службы. Брехт старичка уважил, вышел.
– Что-то случилось, Пётр Петрович?
– Сколько мы будем жить в палатках, скоро осень, дожди, холода? – ну, вопрос справедливый. Осенью, а особенно зимой, жить в палатке, так себе удовольствие.
– Меньше двух недель. Холода ещё не начнутся.
– Вы точно знаете, Иван Яковлевич, – нахмурился, на небо взглянув, бригврач. Солнышко. Травка зеленеет, листья на деревьях даже желтеть не начали.
– Точно.
– Хорошо. В роте первой танкового батальона понос. Будем надеяться, что не дизентерия.
– Изолировали? – только дизентерии и не хватает, – Выясните, чем питались, если ходили к местным за продуктами, расстрелять.
– Расстрелять? – выкатил глаза главный доктор дивизии.
– Ну, выпорите, только перед всей бри… дивизией.
– Вы серьёзно. Какие-то царские порядки.
– Уговорили. Заставьте копать пятьдесят ям объёмом пять кубометров для толчков. И воду посмотрите, где брали. Если в реке, то нужно вдоль реки выставить ограждение и отправлять на губу каждого, кто полезет к реке за водой.
– А вот с этим согласен. Может, в город послать интендантов, пусть попробуют закупить большие кастрюли и вёдра, воду кипятить.