Посольский Опель появился в сопровождении нашего ГАЗ-А. Менять, что-то было уже поздно и Брехт сделал несколько шагов к перекрёстку, нащупывая в кармане пальто пистолет. Тонированных стёкол ещё не изобрели и прикрывали не желающих любоваться красотами Москвы обычными гофрированными шторками. Она чуть приоткрыта была, и Брехту, под небольшим углом, отлично видно было, что на заднем сидении немецкой, сверкающей чёрным лаком, машины сидят двое.
Опель поравнялся с перекрёстком и остановился, уступая дорогу едущему грузовику. ГАЗ-А стал его обгонять. Всё, Брехт сделал пару шагов к машине, дёрнул на себя ручку двери и в образовавшийся проём высадил все семь пуль из Кольта. Дзинь, звякнул рамой М1911.
Глава 17
Событие сорок девятое
Донесение. Развивая наступление, мы сожгли ещё несколько деревень. Уцелевшие жители устроили нашим войскам восторженную встречу.
Карел Чапек
– На «МиГ-3» как в газовой камере. После 30 минут полёта во рту целый день стоит запах выхлопных газов поршневого двигателя. На «И-16» всё терпимей, в кабину попадают не все выхлопные газы, а только от двух цилиндров.
Сашка Скоробогатов рассказывал. Чего вспомнил. Так угорел почти. Преследовали его или нет Иван Яковлевич не знал. Не до разглядывания. Маршрут отступления намечен. А раз намечен, то нужно ему следовать. Маршрут заканчивался в котельной во дворе дома соседнего с посольством Литвы, скорее всего посольство тоже от этой котельной тепло получают. Брехт её приметил в первый же день рекогносцировки. Потом отбросил мысль. А потом вернулся. Дверь не закрыта, точнее, закрыта, но на крючок обычный. Понаблюдав за кочегаркой Иван Яковлевич окончательно убедился, что это здание именно то, что ему и нужно. Истопник днём почти не появлялся, где-то может в другом месте работал, или как Виктор Цой в ансамбле играл. Приходил только вечером, там и ночевал. Днем отличное убежище получалось и очень сомнительно, что там прямо в пятидесяти метрах от посольства будут злоумышленника искать.
Всё как всегда. Все планы хороши только до начала операции, а потом все они рушатся. Только Брехт заскочил в котельню, попетляв по дворам и на платочек уселся, чтобы не замарать одежду, как за дверью послышались шаги, брякнул крючок и в свете дверного проёма нарисовался кочегар. На Цоя он был не похож. Рыжий и мелкий. Брехт успел шмыгнуть в проём между стеной и стенкой, за которой котёл находился. Узкий такой тупик пять метров длинной и около метра шириной заставленный железными листами ржавыми и ломиками всякими.
Мужик, напевая песню, про «всё выше и выше», стал разводить огонь в топке. Что-то пошло не так. Не было его тут днём всю неделю и вот опять … Чертыхнулся пару раз Герострат, не получалось, видимо, разжечь огонёк, плесканул керосинчику, запах не перепутать, и загудело в печи. Сначала было терпимо, даже приятно Ивану Яковлевичу стоять за листами жести этой. На улице и намок и продрог, ожидая машину с литовским министром иностранных дел. А тут тепло вскоре от стены или перегородки этой пошло. Согрелся, просох, даже дремать стоя стал комдив. Но потом лепота закончилась. Пародокс, но печь забирала кислород из воздуха, а через всякие щели выдавала в непосредственной близости от Брехта газы угарные. Дышать стало тяжело. И лучше не становилось. Потом ещё и жарко стало. Прямо по-настоящему жарко, как в пустыне Калахари в полдень. Иван Яковлевич, понял, что ещё десяток минут и не побывает он никогда в той пустыне. Здесь скончается от удушья и жары. Пришлось выходить на свет божий. Мужика валить было жалко, но себя-то в разы жальче. На счастье увлечённый подкидыванием в топку угля рыжий товарищ стоял к этому отнорку спиной и Брехт его убивать не стал, огрел рукойткой «Кольта» по плечу и поймав на захват провёл обычный удушающий приём из дзюдо. Герострат обмяк и бы почти бережно «покладен» у стеночки поближе к выходу.
Иван Яковлевич выглянул во двор дома. Тишина. У выхода из двора стояли и разговаривали две женщины, но до них было далеко и выхода было два. Брехт достал из портфеля форму, переоделся, оодежду запизал в портфель и бросил его в топку. Снова глянул во двор. Ничего не изменилось. Комдив проверил пульс на шее кочегара. Жив курилка. Взял в руки лопату его большущую, снял пока фуражку и вышел из котельной. Не оглядываясь, дошёл до подворотни, оставил там лопату, надел фуражку и вышел на улицу. Тишина и спокойствие, словно на соседней улице и не убили час назад целого министра не братской Литвы.