Пятнадцать пятнадцать.
В это время звонит телефон Зака.
«Да… да… да…» — отвечает тот в трубку, а потом, все еще с телефоном в руках, сообщает:
— Это Шёман. Хочет собрать нас сегодня без четверти пять.
— Что-нибудь случилось?
— Звонил какой-то старичок с исторического факультета университета. Вроде у него есть теория по поводу того, что могло вдохновить человека на это убийство.
18
Свен Шёман делает глубокий вдох, глядя при этом на Карима, стоящего рядом, на фоне белого листа на подставке в зале заседаний.
— Мидвинтерблот, — проговаривает он и делает долгую паузу, прежде чем продолжить. — Как объяснил нам Юханнес Сёдерквист, профессор истории из университета, в глубокой древности был такой ритуал, когда в жертву богам приносили животных. Поскольку жертву подвешивали на дерево, связь с нашим случаем очевидна.
— Но здесь все-таки человек, — замечает Юхан Якобссон.
— Я дойду до этого. Были и человеческие жертвы.
— Таким образом, мы, возможно, имеем дело с ритуальным убийством, совершенным некой современной сектой почитателей асов, — подводит итог Карим. — Мы должны проработать и эту версию.
«Версию?» — спрашивает про себя Малин и представляет газетные заголовки: «Ритуальное убийство!», «Неоязычество как оно есть!».
— Ну а я что говорил, — вставляет Юхан. — Что это все ритуал.
В его голосе нет никакого триумфа, лишь сухая констатация.
— Вам известны подобные секты? Асатру,[29] например?
Вопрос Бёрье Сверда повисает в воздухе.
Зак откидывается назад, всем видом выражая скептицизм.
— Никаких таких сект на данный момент мы не знаем, — отвечает Свен. — Но ведь это же не означает, что их нет.
— Если они есть, — произносит Юхан, — они обязательно должны быть в Сети.
— Но зайти так далеко! — восклицает Бёрье. — Это кажется невероятным!
— В этом обществе есть немало вещей, которые кажутся нам невероятными, — замечает Карим. — Хотя у меня такое чувство, что большинство из них я уже видел.
— Юхан и Бёрье, — говорит Свен, — вы начинайте разбираться со всеми этими жертвами и сектами в Сети. А Малин и Зак поговорят с профессором Сёдерквистом, посмотрим, что он скажет. Его можно будет найти сегодня вечером на кафедре.
— Мы займемся этим, — отвечает Юхан. — Я могу посидеть сегодня вечером. Думаю, многое можно узнать, если хорошенько порыться в Сети. Но тогда мы должны бросить дело с кражей произведений искусства.
— Бросайте, — соглашается Карим. — Это важнее.
— Действовать без предубеждений — вот что здесь самое важное, — напоминает Свен.
— Что еще есть?
В голосе Карима вызов, почти насмешка.
— Оконное стекло из его квартиры отправлено на анализ в ГКЛ, — говорит Малин. — Возможно, выяснится происхождение тех отверстий. Как говорит Карин Юханнисон, чтобы получить ответ на этот вопрос, нужно обследовать их края.
— Хорошо. — Карим кивает. — Мы должны заглянуть под каждый камень. Что еще?
Малин сообщает, что им с Заком удалось узнать за день, прибавив под конец, что на обратном пути из социальной службы Юнгсбру звонила по трем телефонам из списка, но ей нигде не ответили.
— Мы должны поговорить и с его сестрой, которую сейчас зовут Ребекка Стенлунд.
— Поезжайте завтра в Йончёпинг и попробуйте с ней встретиться.
— Только не ждите слишком многого, — предупреждает Свен. — При таком дьявольски неудачном старте, как у нее, кто знает, что могло случиться с ней в жизни.
— Жми же, черт возьми!
Юхан Якобссон стоит над ней и поправляет штангу.
Семьдесят кило — столько же весит она сама.
Спина намертво прижата к скамье, штанга опускается все ниже, ниже, и Малин кажется, что сейчас она будет раздавлена тяжелым снарядом. Пот льет с нее ручьем.
— Жми же, неженка.
Она сама просила его называть ее неженкой, иначе он ни за что не сказал бы так. Малин замечала, что поначалу ему это давалось с трудом, а теперь звучит вполне естественно.
…три раза, четыре, пять, жим, и так шестой, седьмой, восьмой…
Сила, которая еще несколько секунд назад, казалось, переполняла ее, иссякла.
Круглая арматура под потолком прямо над ней взрывается, комната становится белой, и мускулы тоже белыми, мягкими. Слышится голос Юхана:
— Жми!
И Малин жмет. Но как она ни старается, штанга ползет вниз, к шее.
И вот давление ослабевает, вес, прижимавший ее к полу, исчезает, голубые тканые обои снова проявляются на стенах, а потом и потолок становится желтым. Она различает тренажеры, которыми уставлен спортзал — подвальное помещение без окон. В воздухе чувствуется запах пота.
Малин встает. В зале никого нет, кроме них двоих. Большинство полицейских предпочитают тренироваться в городе, считая, что там тренажеры лучше.
— Восьмой оказался не под силу, — усмехается Юхан.
— Не надо было помогать мне, — отвечает Малин, — я бы сама справилась.
— Еще немножко — и у тебя бы лопнула гортань.
— Твой черед.
— Хватит на сегодня. — Юхан срывает с себя потную, застиранную голубую майку с надписью «Адидас». — Дети.
— Дети виноваты?
— Малин, это ведь всего лишь тренировка, — смеется Юхан, выходя из зала. — Не более.
Оставшись одна, Малин становится на беговую дорожку. Выставляет почти максимальную скорость. Бежит, бежит — и в глазах снова белым-бело, мир исчезает.
Теплые струи стекают вдоль тела.
Закрывает глаза — вокруг все чернеет.
Несколько часов назад она говорила с Туве.
— Ты достанешь что-нибудь из морозилки? Или вот, еще осталось немного карри с выходных. Папа не доел.
— Все будет в порядке, мама. Я что-нибудь приготовлю.
— Ты будешь дома, когда я вернусь?
— Может быть, пойду к Лизе зубрить. В четверг контрольная по географии.
«Зубри, — думает Малин. — С каких пор ты этим занимаешься?»
— Я могу потом проверить тебя, если хочешь.
— Нет, не надо.
Шампунь на волосы, мыло на тело и грудь, которой давно никто не касался.
Малин выключает душ, вытирается, бросает полотенце в корзину для грязного белья, потом принимается перебирать одежду в шкафу. Она одевается, застегивает желтые с голубым часы марки «Свотч» — подарок от Туве на Рождество. Они показывают полвосьмого. Зак, должно быть, уже ожидает в машине на парковке. Лучше поторопиться. Профессор, который должен рассказать о ритуалах, вероятно, не будет дожидаться их весь вечер.
19
Быстрым шагом они минуют фасады, обитые листовым железом и крашенные под розовый мрамор. Хрустящая под подошвами галька тщательно отшлифована, но местами покрыта льдом. Проход между мрачными длинными строениями превратился в туннель, продуваемый всеми ветрами, где холод, как кажется, собрал все свои силы, чтобы обрушиться на их тела. Раскачивающиеся конусы уличных фонарей похожи на языки пламени.
Университет.
Словно город в городе, каменный ящик, брошенный между Валлой, площадкой для гольфа и научным центром Мьердеви.
— Не думал, что мир науки такой мрачный, — говорит Зак.
— Он не мрачный, — отвечает Малин. — Всего лишь тоскливый.
Сама она два года занималась на заочных юридических курсах. Туве под ногами, Янне в джунглях или бог знает на каких минированных дорогах; патрулирование, ночные дежурства, детский сад с ночевкой — все одна, одна с тобой, Туве.
— Так ты говоришь, корпус «Цэ»?
Литера «С» светится на ближайшей двери.
— Прошу прощения, нам нужен корпус «Эф», — поправляет Зак.
— Черт бы подрал этот мороз!
— Который так дурно пахнет.
— И при этом как будто не имеет запаха.
На втором этаже корпуса «F» горит одно-единственное окно — как огромная звезда на неприветливом небе.
29
Асатру (