— Вы нажили себе кучу неприятностей.
На лицах никакой реакции. Все трое глубоко и ровно дышат, как будто их сердца и легкие работают в одном ритме.
— По пять лет каждому. Как минимум, — продолжает Зак. — Кража со взломом, незаконное хранение оружия, браконьерство, а если мы найдем человеческую кровь, речь будет идти об убийстве.
— Кража? Какая кража? — недоумевает Элиас Мюрвалль.
— Тсс… Ни слова больше, — шипит их мать.
— Или вы думаете, мы не можем взять вас за армейские пистолеты?
— Никогда, — шепчет Элиас. — Никогда.
Малин видит, как что-то в голосе Элиаса Мюрвалля выводит Зака из себя. Такое бывало и раньше — когда он, словно выдернув из себя предохранители, вдруг превращается в сгусток энергии, клубок мускулов и адреналина. Единым движением он огибает стол, хватает Элиаса Мюрвалля за шею и давит, прижимая его голову к деревянной столешнице так сильно, что у того белеют щеки.
— Проклятый индеец, — шепчет Зак. — Я повыдергиваю перья из твоей задницы и запихаю их тебе в глотку.
— Тихо, Якоб, — говорит мать. — Тихо.
— Это вы убили его, черт, вы сделали это? Там, в мастерской? Как паршивую собаку. А потом вывесили на дереве на всеобщее обозрение, чтобы вся проклятая равнина знала, как тягаться с Мюрваллями. Вы сделали это?
— Пусти, — шипит Элиас Мюрвалль, а Зак давит все сильнее. — Пусти меня, — скулит тот, и Зак убирает руку.
«Железная хватка, — думает Малин. — Ты и один бы справился с братьями, если бы потребовалось».
— Я понимаю, — спокойно говорит Малин, когда Зак возвращается на место, — вы не могли избавиться от мысли, что это Бенгт изнасиловал вашу сестру, и захотели отомстить ему так, чтобы это видели все.
— Какое нам дело до всех? — подает голос Якоб Мюрвалль.
Хозяйка откидывается на спинку стула, сложив на груди руки.
— Ни слова, мать, — говорит Элиас Мюрвалль.
— Разве этого не достаточно? — спрашивает Зак. — Мы, конечно, найдем кровь Бенгта на пикапе, и у нас будут все основания, чтобы предъявить обвинение.
— Вы не найдете там его крови.
— Вы должны были сильно разозлиться. В прошлый четверг вы поддались злобе. Это был день мести? — У Малин мягкий голос, в глазах сочувствие.
— Берите мальчиков за браконьерство и хранение оружия, — говорит мать. — Об остальном они ничего не знают.
«А ты знаешь?» — думает Малин.
— А вы знаете?
— Я? Я не знаю ничего. Расскажите ей об охоте, мальчики, и об избушке у озера, расскажите, и отделаемся наконец от этого.
39
Избушка, Малин.
Лес.
Нечто крадется между стволами там, на морозе.
Братья и мать.
Малин, это они причинили мне боль? Это они стреляли в мое окно, а потом повесили меня на дереве? Они покрыли ранами мое тело?
Они упираются. Пытаются сохранить то, что принадлежит им.
Или это были подростки?
Или язычники?
Вопросам нет конца.
Малин, поговори с родителями мальчиков, я знаю, что сейчас нужно делать вам с Закариасом. Внеси ясность. Подойди еще ближе к той правде, которую ищешь.
Где-то там, снаружи, есть ответ.
Где-то там, Малин.
Действуй по плану.
Не нарушай данной тебе схемы.
Ничего не оставляй, пока не будешь знать наверняка.
Объективность, Малин.
Любимое слово Свена Шёмана.
Перед ней двери, приоткрытые и закрытые, как эта.
Палец Зака на кнопке звонка. Над входом небольшой красный козырек, свет в окне рядом с дверью. Там кухня, но в ней никого нет.
Улица Палласвеген.
Около тридцати домов, построенных, судя по архитектуре, в конце семидесятых, разбросаны на забытом клочке земли сразу же за муниципальным пляжем Юнгсбру. По краям обледенелых, но тщательно посыпанных гравием дорожек выстроились мертвые белые кустарники, перед каждым подъездом расстилается небольшой, покрытый снегом газон.
«На виллу не тянет, — думает Малин. — Жилье ни то ни се, для тех, у кого нет средств на большее. Интересно, люди в этих домах тоже превращаются в ни то ни се? Даже гаражи за окруженной кустарником парковкой имеют какой-то расхлябанный вид».
Мама Иоакима Свенссона — Маргарета.
«Она дома, — думает Малин. — Почему же не открывает?»
Зак звонит снова, из его рта струится пар, белый в сгущающихся вечерних сумерках.
Когда они припарковались, часы в машине показывали 17.15. Вечер, или, может, ночь, будет долгим.
Братья сидят в камерах.
Где-то в лесу стоит избушка.
Потом Малин слышит шаги на лестнице. Скрип замка — и дверь приоткрывается.
«Ох уж все эти люди, — думает Малин, — те, что смотрят на мир сквозь щелку своей двери. Чего они боятся?»
Перед глазами возникает висящее на дереве тело Бенгта Андерссона.
Братья Мюрвалль. Ракель. «А пожалуй, хорошо, что ты, Маргарета, держишь дверь на замке».
— Маргарета Свенссон? Мы из полиции Линчёпинга, и у нас есть несколько вопросов, касающихся вашего сына. Можно нам войти?
Женщина кивает и открывает дверь. Она завернута в белое полотенце, со светлых вьющихся волос капает на пол. Следуют приветствия и рукопожатия.
— Я лежала в ванной, — говорит она. — А тут пришли вы. Посидите на кухне, пока я что-нибудь накину.
— Иоаким дома?
— Нет, Йоке где-то гуляет.
Кухня требует ремонта. Белая краска на окнах отслаивается, а плита потерта. Тем не менее здесь уютно. Покрытый черным лаком обеденный стол и необычной формы деревянные стулья оставляют впечатление полной достоинства простоты, и когда нос Малин после мороза вновь обретает чувствительность, она ясно ощущает аромат душистого перца. Они снимают куртки, опускаются за кухонный стол и ждут. На столике возле мойки стоит бутылка оливкового масла, в вазе для фруктов — пакеты с печеньем разных сортов.
Проходит пять минут.
Десять.
Потом Маргарета Свенссон возвращается, одетая в красную тренировочную куртку и белые брюки. Она накрашена, и ей не дашь больше тридцати восьми — максимум сорока, будто она всего на несколько лет старше Малин. Маргарета миловидна, с хорошей фигурой, очевидно, посещает спортзал.
Она садится за стол и вопросительно смотрит на гостей.
— Звонила ректор, говорила, что вы приходили в школу.
— Да, как вы, наверное, знаете, ваш сын преследовал убитого Бенгта Андерссона, — произносит Малин.
Маргарета Свенссон на мгновение задумывается.
— Да, ректор упоминала об этом. Я ничего не знала, хотя нахожу это вполне вероятным. Когда они вместе, им может взбрести в голову что угодно.
— А они держатся вместе? — спрашивает Зак.
— Да, как братья.
— И вы ничего не можете сказать об их отношениях с Бенгтом Андерссоном?
Маргарета Свенссон качает головой.
— Могли они где-нибудь раздобыть оружие?
— Вы имеете в виду ножи и все такое? В ящиках на кухне их сколько угодно.
— Огнестрельное оружие, — уточняет Малин.
Маргарета Свенссон смотрит на них с изумлением.
— Не могу представить, где им взять такое. Совершенно.
— Асатру, — говорит Зак. — Иоаким когда-нибудь интересовался чем-то подобным?
— Уверена, они не знают, что это такое. Вот насчет тэйквандо и скейтбординга им известно все.
— Он водит машину? — спрашивает Малин.
Маргарета Свенссон делает глубокий вдох и проводит рукой по мокрым волосам.
— Ему всего пятнадцать. Хотя кто знает, чем они занимаются вдвоем.
— Они говорили нам, что смотрели здесь фильм в прошлый четверг, но вас не было дома.
— Когда я около семи уходила, они сидели здесь. Когда я вернулась, Йоке спал, а фильм еще не кончился. Тот самый, про скейтбордистов, они его постоянно смотрят.