Так же, как в охотничьей избушке, хотя в лесу было холоднее и запах тайны определеннее. Не так непроницаемо, не так личностно, как здесь. «Нужно повернуться вокруг своей оси, — думает Малин, — если слишком долго задерживаешься на прошлом. Но можно погибнуть, если так и не осмелишься прикоснуться к нему».
Психотерапевты знают об этом все.
Малин опускается на диван в гостиной.
Она чувствует себя измотанной и усталой. Папа хранит спиртные напитки на кухне, в шкафчике на холодильнике.
Вывернуть душу.
Изящная мебель, которая вовсе не так изящна.
«Ты хорошо поливаешь цветы?»
Я уже полила их.
Цветы. Запах капустного пудинга.
Запах лжи. Что, и здесь? Совсем как в доме Ракели Мюрвалль в Блосведрете.
Хотя здесь не так определенно, слабее. «Туда нужно вернуться, — думает Малин. — Вернуться и вытащить на свет все их тайны из-за стен и из-под половиц».
В прихожей звонит мобильник.
Он лежит в кармане куртки, и Малин вскакивает с дивана, бежит, спотыкается.
Международный звонок.
— Да, слушаю.
— Малин, это папа.
— Привет, я в квартире и только что полила цветы.
— Я нисколько в этом не сомневаюсь. Но звоню не поэтому.
Он чего-то хочет, но не решается высказаться — такое же чувство, как и во время прошлого разговора. Потом папа делает глубокий вдох и продолжает, с шумом выдохнув:
— Знаешь, мы здесь поговорили и решили, что Туве может приехать к нам, ведь скоро у нее февральские каникулы? Неплохо было бы, а?
Малин отводит трубку от уха, держит телефон перед собой и качает головой.
Потом приходит в себя. Прикладывает трубку к уху.
— Через две недели.
— Через две недели?
— Да, каникулы начинаются через две недели. Но есть одна проблема.
— Какая?
— У нас нет денег на билет на самолет. У меня ни кроны лишней, а Янне накануне Рождества поставил новый котел на жидком топливе.
— Да, и об этом мы с мамой тоже говорили. Мы можем оплатить ей билет. Были сегодня в турагентстве, есть дешевый рейс через Лондон. Может, и ты возьмешь отпуск?
— Это невозможно, — отвечает Малин. — Слишком мало времени. К тому же именно сейчас у нас проблемы.
— Так что ты об этом думаешь?
— Звучит заманчиво. Но тебе стоит сначала поговорить с Туве.
— Она сможет здесь плавать и ездить верхом.
— Она сама знает, чего ей хочется, а чего не хочется. Будь в этом уверен.
— Ты поговоришь с ней?
— Позвони сам. Она сейчас в кино, но будет дома около десяти.
— Малин, ты не могла бы поговорить…
— Хорошо, хорошо. Я поговорю с ней, а потом перезвоню. До завтра.
— Не откладывай. Билеты могут закончиться.
52
Голоса.
Пусть летают.
Слушай их все, когда ведешь расследование.
Ничего не упускай. Они приведут тебя к цели.
В прихожей Никласа Нюрена стоят прозрачные банки с печеньем, круглые бежевые пирожные «Малина мечты» в пластиковых упаковках, шоколадные пирамидки и шарики, а зеленый ковер усыпан сладкими крошками. У входа темно-синий «вольво-универсал», припаркованный почти впритык к почтовому ящику.
«Будь осторожна, — говорит себе Малин, нажимая на кнопку звонка. — Если это сделали мальчики, он мог помочь им перетащить тело».
Никлас Нюрен ведет ее в квартиру, в прибранную гостиную, в центре которой стоит красный диван перед вмонтированным в стену плоским экраном телевизора.
Все указывает на то, что Никлас Нюрен — самый заурядный мужчина средних лет, не более.
На нем джинсы и зеленый джемпер, лицо круглое, а живот выступает над поясом, выдавая сидячий образ жизни. Слишком много ездит в автомобиле и слишком часто пробует рекламируемую продукцию.
— Я собирался звонить вам, — говорит Никлас Нюрен.
Голос у него неожиданно низкий для такого полного человека и немного хриплый.
Малин не отвечает. Опускается на стул модели «мюран»[46] возле небольшого обеденного столика у окна, выходящего на фабрику «Клоетта».
— У вас есть ко мне вопросы? — начинает Никлас Нюрен и занимает место на диване.
— Как вы, наверное, уже знаете, имя Иоакима Свенссона всплыло в расследовании убийства Бенгта Андерссона…
Никлас Нюрен кивает.
— Мне трудно представить себе, чтобы мальчик оказался замешан в такое. Ему нужно учиться хорошим манерам, только и всего. И иметь перед глазами достойный мужской пример.
— Вы с ним ладите?
— Пытаюсь поладить. У меня у самого было жуткое детство, и я хочу помочь мальчику. У него есть ключи от моей квартиры.
— Что значит — жуткое?
— Мне не хотелось бы вдаваться в это. Но отец крепко пил, вот что я могу сказать. Да и мама не была особенно ласкова.
Малин кивает.
— А что вы делали в ночь со среды на четверг на прошлой неделе?
— Маргарета была здесь, и я уверен, что Йоке вместе с Йимми смотрел тот самый фильм, про который он говорил.
— Йимми? Вы знаете Йимми Кальмвика?
Никлас Нюрен поднимается, подходит к окну и смотрит на фабрику.
— Они не разлей вода, эти двое. Если хочешь выстроить хорошие отношения с одним, то приходится действовать во всех направлениях. Я постоянно пытаюсь придумывать для них что-нибудь такое, что могло бы им понравиться.
— А что им нравится?
— Что нравится мальчикам? Я возил их на выступления скейтбордистов в Норрчёпинг. Мы были в Манторп-парке. Я позволил им вести свою машину. Черт! Как-то раз летом я даже возил их на стрельбище!
«Малин, тебе можно, наверное, расслабиться. Весь вид Никласа Нюрена прямо-таки излучает невинность. Или он только притворяется, будто ни о чем не подозревает?»
— Вы охотитесь?
— Нет, но одно время занимался спортивной стрельбой. У меня было «салонное» ружье, так это называется?
— Вас не затруднит его показать?
Никлас Нюрен роется в шкафу своей спальни, стены которой окрашены в белый цвет.
— Ведь для «салонного» ружья не нужен оружейный сейф?
— Пожалуй, нет, — соглашается Малин.
— Вот оно.
Никлас Нюрен протягивает Малин тонкое, почти изящное черное ружье. А ей внезапно приходит в голову: «Не прикасаться, ничего не трогать раньше, чем оно попадет в ГКЛ».
— Положите на кровать, — говорит она, и озадаченный Никлас Нюрен кладет оружие.
— У вас есть мешки для мусора? — спрашивает Малин.
— Да, на кухне. Там же и боеприпасы.
— Отлично, — говорит Малин. — Захватите и то и другое. Я подожду здесь.
Малин сидит на постели рядом с ружьем. Вдыхает спертый воздух, смотрит на постеры на стенах: изображения разных рыб от «ИКЕА» в дешевых рамах.
Малин закрывает глаза и вздыхает.
У Иоакима Свенссона есть ключи от квартиры.
Он мог взять ружье, когда Никлас Нюрен был в одной из своих командировок, пойти к дому Бенгта Андерссона и выстрелить, чтобы напугать. Черт бы его подрал!
«Вот свинята!» — думает Малин, но сдерживает эмоции. Тестостерон и стечение обстоятельств могут сыграть роковую роль в жизни подростков, а тот, кто чувствует себя брошенным, тот, кого топчут ногами, когда-нибудь будет топтать сам.
Малин открывает глаза и видит Никласа Нюрена, возвращающегося с кухни.
В одной руке у него пара мешков, в другой ящик с боеприпасами.
— Обычно я использую резиновые пули, — говорит он. — Черт! Я был совершенно уверен, что не открывал этого ящика. Но его явно кто-то открывал. И здесь не хватает трех пуль.
Гримаса разочарования делает лицо Никласа Нюрена похожим на маску.
Теперь стоит нажать на «крутых парней» из Юнгсбру и добиться признания, что это они стреляли в окно квартиры Бенгта Андерссона? Или подождать еще немножко и заставить их сказать больше?
Если им есть что еще сказать.
«Как бы мне ни хотелось форсировать это направление, еще не время», — думает Малин.
46
Модель стульев, разработанная в 1956 году датским дизайнером и архитектором Арне Якобссоном.