Она нажимает на газ, двигаясь вдоль покрытой снегом равнины в сторону Маспелёсы. Она уже решила подождать, посмотреть, что за отпечатки найдет Карин на ружье, которое лежит в багажнике, завернутое в покрывало. Но одна мысль все-таки не дает ей покоя: «Не завернуть ли мне к Йимми Кальмвику домой, не прижать ли его сейчас? Это я могу сделать сама, это детская игра, достойная Мюрваллей. Нет, лучше дать Карин возможность сделать свое дело, установить, что резиновые пули из квартиры Бенгта Андерссона были действительно выпущены из ружья Никласа Нюрена, и поставить мальчишек перед фактом. Пусть несколько полицейских в форме возьмут у них отпечатки пальцев, тогда Карин сможет сравнить их с теми, что будут на ружье».
Адрес Рикарда Скуглёфа забит в мобильном телефоне. Дом отыскать не так-то просто, и Малин приходится покружить по полю, прежде чем она находит маленькую ферму.
Мерзлые серые стены из камня, снег на крытых соломой крышах, в окне самого большого дома горит свет.
«Чокнутые язычники, — вспоминает Малин, прежде чем постучать. — С ними я тоже справлюсь сама».
Проходит несколько секунд, и дверь открывает мужчина, должно быть сам Рикард Скуглёф. На нем кафтан, сливающийся с его волосами и длинной бородой в одно целое. Сзади одетая в белое женщина, вероятно Валькирия Карлссон.
— Малин Форс, полиция Линчёпинга.
— А тот, другой, должно быть, отстранен за стрельбу, — улыбается Рикард Скуглёф, впуская ее в дом.
Влажное тепло ударяет в лицо Малин, и она слышит, как потрескивает огонь в открытом очаге где-то внутри дома.
— Проходите туда. — Рикард Скуглёф указывает налево, где в глубине комнаты на блестящей поверхности письменного стола мерцает огромный монитор.
Валькирия Карлссон сидит на диване, поджав под себя ноги. На ней белая ночная сорочка.
— Это ты, — говорит она, увидев Малин, — помешала мне.
Рикард Скуглёф направляется к ним с тремя дымящимися чашками на подносе.
— Травяной чай, — предлагает он. — Хорошо для нервов, если с ними проблемы.
Малин молча берет чашку и опускается на черный офисный стул возле компьютера. Рикард Скуглёф, протянув чашку Валькирии, остается стоять.
— Приятно, наверное, — говорит она, — толкать молодых людей на идиотские поступки.
— Что вы имеете в виду? — смеется Рикард Скуглёф.
Малин удается подавить в себе желание плеснуть горячим чаем в его ухмыляющуюся физиономию.
— Не стройте из себя дурака. Это вы посылали письма на электронный адрес Андреаса Нурлинга, и кто знает, чем вы еще занимались.
— Конечно, я читал об этом на новостном сайте. Но мне в голову не приходило, что они способны сделать такое.
— У вас есть связь с Йимми Кальмвиком? Некий Иоаким…
— Я не знаю такого. Я полагаю, речь идет об одном из подростков, преследовавших Бенгта Андерссона, о которых писали в новостях. Я хочу сказать раз и навсегда, что я… Что мы оба не имеем к этому никакого отношения.
— Никакого, — повторяет Валькирия и вытягивает ноги вдоль дивана.
Малин замечает, что ногти на ногах у нее окрашены в необычный оранжевый цвет.
— Я намерена прямо сейчас конфисковать ваш жесткий диск, — говорит Малин. — В случае протеста я немедленно организую ордер на обыск.
Усмешка пропадает с лица Рикарда Скуглёфа, теперь он смотрит испуганно.
Валькирия прямо-таки впивается в Малин глазами.
— Ух, ух… Тебе никогда не удастся нас взять, полицейская сука.
На часах шесть — и в квартиру входит Туве. Хлопает дверью, от радостного ли возбуждения или от злости — невозможно понять.
«Неплохое воскресенье», — думает Малин, ожидая ее появления в гостиной.
Ружье передано в ГКЛ. Завтра утром Карин с коллегами первым делом его проверят.
Жесткий диск Рикарда Скуглёфа хранится в участке. Юхан Якобссон и компьютерные техники займутся им и выяснят, склонял ли чертов проповедник Асатру кого-нибудь совершить такую страшную глупость, как убийство Бенгта Андерссона.
В этом случае в его компьютере должны сохраниться копии электронных писем и тому подобное.
Кто знает, сколько еще сюрпризов преподнесет этот край нынешней зимой?
Туве стоит перед Малин в гостиной, она улыбается, ее лицо и глаза не выражают ни восторга, ни беспокойства.
— Хороший был фильм? — спрашивает Малин с дивана.
— Ничего особенного, — отвечает Туве.
— Но ты выглядишь счастливой.
— Ничего, если Маркус поужинает с нами завтра?
Туве усаживается на диван и берет чипсы из вазы на столе.
— Милости просим.
— Что ты смотришь?
— Какой-то документальный фильм об Израиле, Палестине и двойных агентах.
— А другого ничего нет?
— Поищи, если хочешь.
Малин протягивает пульт, и Туве переключает каналы, останавливаясь на местном телевидении. Клуб «Линчёпинг ХК» разбил команду «Модо», и Мартин Мартинссон забил три гола. Ходят слухи, что на матче присутствовали скауты из НХЛ.
— Вчера я была в квартире бабушки и дедушки.
Туве кивает.
— Звонил дедушка. Он спрашивает, не хочешь ли ты навестить их на февральских каникулах?
Малин ждет реакции. Однако вместо счастливой улыбки на лице Туве появляется беспокойство.
— Но ведь у нас, наверное, нет денег на билет.
— Они оплатят.
Беспокойство Туве растет.
— Не знаю, хочу ли я этого, мама. Их очень огорчит, если я откажусь?
— Все будет, как ты хочешь, Туве. Только так, как ты хочешь.
— Но я не знаю.
— Успокойся, старушка. У тебя есть время подумать до завтра, в крайнем случае до вторника.
— Там ведь тепло, правда?
— Плюс двадцать как минимум, — отвечает Малин. — Как летом.
На дереве висят яблоки, и мальчик — два, три, четыре мальчика бегают в зеленом саду. Они падают, и трава окрашивает их колени в зеленый цвет. Потом остается только один мальчик, и он падает, но поднимается и снова бежит. Он выбегает на поляну посреди леса и на некоторое время останавливается в нерешительности, прежде чем вступить в темноту.
Он бегает между стволами деревьев, и острые ветви на земле режут в кровь его ноги, но он, кажется, не чувствует боли и не останавливается, чтобы сразиться с чудовищами, роющимися в сплетении корней.
А потом мальчик стоит у постели Малин. Он ритмично давит ей на грудь, помогая дышать желтым утренним воздухом.
И шепчет ей в ухо сквозь сон:
Как мое имя? Откуда я?
53
Тринадцатое февраля, понедельник
Угрюмая утренняя дымка висит над городом и полями.
В расследовании наступил период затишья.
Нужно обследовать оружие.
Информация на жестком диске будет проверена завтра утром.
В пустынном заснеженном поле ни ветерка. В мире царит бездействие, усталые полицейские частью спят, частью бодрствуют. Бёрье Сверд в одиночестве лежит в постели, под застиранной простыней в голубой цветочек. По обе стороны кровати сидят овчарки, взятые из псарни в квартиру. Внизу, в зале, двое из социальной службы переворачивают его жену, и он старается не замечать доносящихся оттуда звуков.
Юхан Якобссон в своем таунхаусе в Лингхеме сидит на диване и клюет носом. На руках у него трехлетняя дочь в наушниках, на экране «Лоранга и Мазарин».[47] Когда же ты наконец поймешь, как это прекрасно — спать? День прошел в разговорах с подростками, которые участвовали в убийстве животных, там, в поле. У них алиби на ту ночь, когда погиб Бенгт Андерссон, они были просто сбиты с толку, как это случается с молодыми людьми. Еще один день работы, еще один день, когда он бросил семью на произвол судьбы.
Закариас Мартинссон спит, прижавшись к своей мерзнущей жене. Окно в спальне приоткрыто, сквозняк обещает простуду. Свен Шёман храпит на своей вилле, звучно и громко, лежа на спине. Его жена на кухне с интересом читает «Свенска дагбладет» и пьет кофе. Иногда она встает раньше Свена, хотя это случается нечасто.