Тоска одинокой женщины разрешается триумфом последней строки: «…I kind of like the few extra feet in my bed…»[49]
Малин снимает наушники, нащупывает телефон и набирает номер Янне. Он отвечает после четвертого сигнала.
Она молчит.
— Малин, я знаю, что это ты.
Молчание.
— Малин, я знаю, что это ты, — повторяет он.
Это единственный голос, который ей нужен, — мягкий, спокойный и надежный.
Его голос — как объятие.
— Я тебя разбудила?
— Ничего страшного. Ты знаешь, что я плохо сплю.
— Я тоже.
— С каждой ночью все холоднее. Это самая холодная из тех, что до сих пор были. Ты согласна?
— Да.
— Как хорошо, что у меня новый котел.
— Это здорово. Туве спит. С Маркусом и Тенерифе ничего не получится.
— Он рассердился?
— Да.
— Они никогда не поймут.
— А мы, мы поймем?
— Этой зимой я, наверное, израсходую массу бензина, — говорит Янне вместо ответа.
Потом вздыхает в трубку:
— Давай спать, Малин. Спокойной ночи.
61
Пятнадцатое февраля, среда
Церковь как будто уже привыкла к холоду. Ее штукатурка словно поседела под тонким покровом инея. Но деревья все еще сопротивляются, а пляжи и голубое небо на плакатах в окне бюро путешествий по-прежнему выглядят как насмешка.
Пахнет свежей выпечкой. Малин поднялась рано и успела поставить в духовку замороженные багеты. Она уже съела пару штук, с абрикосовым повидлом и вестерботтенским сыром, и сейчас любуется видом из окна.
На столе за ее спиной лежит свежий номер «Корреспондентен». У нее не хватает сил даже листать его. Все та же первая страница.
«Полиции предъявлено обвинение в преследовании».
«Издевательство, а не заголовок», — думает Малин, попивая кофе и разглядывая рекламные объявления универмага «Оленс» с пуховиками и шапками.
Однако еще большее издевательство — сам текст. Глупая шутка, ложь.
Несмотря на то что у полицейских нет никаких доказательств связи семьи Мюрвалль с убийством Бенгта Андерссона, они уже по меньшей мере семь раз допрашивали семидесятидвухлетнюю Ракель Мюрвалль в ее доме. Не далее как год назад Ракель Мюрвалль перенесла мини-инсульт… Похоже, мы имеем дело с откровенным преследованием со стороны полиции…
Подпись Даниэля Хёгфельдга. Так что он снова здесь. Во всей своей красе. Жесткости. Где он был?
Рядом короткая заметка о том, что ситуация с выстрелами в окно квартиры Бенгта Андерссона прояснилась. Однако полиция не связывает их с самим убийством. Реплика Карима Акбара: «Связь здесь в высшей степени маловероятна».
А Малин сидит за кухонным столом.
Листает газету.
Ракель Мюрвалль упомянула и Зака, и ее саму.
«Они были здесь семь раз и ломились в дом. У полицейских нет ни малейшего уважения к пожилой женщине. Но теперь мои мальчики опять дома…»
Под мальчиками фру Мюрвалль подразумевает сыновей Элиаса, Адама и Якоба, которые вчера были освобождены, так как предъявленных им обвинений явно недостаточно для дальнейшего содержания под стражей.
Фото Карима.
Его застали с несколько искаженным выражением лица. Глаза пристально смотрят в камеру. «Разумеется, обвинение в преследовании мы рассмотрим самым тщательным образом».
«Ему не понравится этот снимок», — думает Малин.
В общем и целом представляется, что полиция увязла в этом деле. Начальник участка Карим Акбар не хочет комментировать работу розыскной группы, он утверждает, что не может обсуждать сейчас подробности расследования из-за сложившийся «щекотливой ситуации». Однако источники информации «Корреспондентен» в полицейском участке сообщают, что расследование зашло в тупик и полиция понятия не имеет, в каком направлении вести его дальше.
Малин допивает свой кофе.
Источники информации? Кто? Их даже несколько?
Она подавляет в себе желание скомкать газету, зная, что Туве захочет ее почитать. На столике у мойки противень с багетами. Два для Туве. Она обрадуется, когда их найдет.
Местная утренняя газета, любимая почти всем городом. Сотрудники знают это из читательских опросов и массового выражения недовольства в те редкие дни, когда газета не выходит по утрам из-за проблем в типографии. Иногда кажется, что народ просто душит «Корреспондентен» в объятиях, будучи не в состоянии ни посмотреть на нее критическим взглядом, ни понять того, что она никак не является их домашним печатным органом.
Даниэль Хёгфельдт сидит у своего компьютера в редакции.
Любовь, читательские отклики — это всегда приятно. Стоит ему написать что-нибудь приличное, как он немедленно получает по электронной почте с десяток хвалебных писем.
Он доволен статьей в сегодняшнем номере и порадовал себя свежими булочками с корицей из пекарни «Шелинс» на площади Тредгордсторгет. Старикашка Бенгтссон пишет вяло, ему не хватает энергии, которая требуется для такого случая, как убийство Бенгта Андерссона. Нужен хорошо сбалансированный заряд, усиливающий драматичность события.
Город, похоже, впал в депрессию, онемел от мороза. Но в откликах на статью Даниэль Хёгфельдт чувствует беспокойство. Страх пробудился в Линчёпинге, а вместе с ним и недовольство полицией, которая топчется на месте.
«Мы отчисляем пятьдесят процентов на налоги, а полиция не выполняет своих…»
Два дня Даниэль провел в Стокгольме. Жил в новом отеле «Англе» на площади Стюреплан, в номере с видом на всевозможные красоты этого бестолково разросшегося гриба.
Центральная газета «Экспрессен».
Он встретился даже с главным редактором, этим льстивым психопатом. Но в целом дело не показалось Даниэлю стоящим: да, крупная газета, высокие заработки. А дальше что?
«Экспрессен».
Стокгольм.
Не сейчас. Не время.
Сначала сделать то, что сделала та женщина из «Мутала тиднинг»: раскопать скандал в мэрии и получить Большую журналистскую премию.
В Стокгольме я бы был королем или, во всяком случае, принцем.
Почти как здесь.
Интересно, чем сейчас занимается Малин Форс?
Могу себе представить.
Конечно, она измотана, сердита и полна желания. Совсем как я, когда слишком много работаю и мало сплю. Таков человек.
«Экспрессен».
Сегодня я должен написать главному редактору. Поблагодарить и отказаться.
Юхан Якобссон пытается уговорить трехлетнюю малышку открыть рот, та упирается. Голубой кафель ванной мутнеет в его глазах.
— Мы должны чистить зубы, — убеждает он. — Иначе придет зубной тролль.
Он пытается говорить строго и в то же время ласково, но чувствует, что получается занудно и устало.
— Открой рот.
Девочка хочет убежать, но он крепко держит, разжимая, хотя и несильно, ее челюсти пальцами. Но все-таки она вырывается и выбегает из ванной, а Юхан обессиленно опускается на унитаз. К черту зубного тролля!
Работа. Когда расследование сдвинется с места? Когда наконец хоть что-нибудь всплывет? Они прочесали жесткий диск Рикарда Скуглёфа вдоль и поперек и ничегошеньки не нашли. Конечно, есть письма тем, кто повесил животных на дереве, и другим чокнутым язычникам, но в них ничего противозаконного. И это все. Осталось еще проверить пару закрытых папок.
И вся его жизнь — словно эта попытка разжать закрытый рот. А Малин и Зак, похоже, еще больше разочарованы. И Бёрье, которого отстранили. Но он, должно быть, проводит время со своей женой, с собаками или на стрельбище. Хотя, понятное дело, стрелять — последнее, чего ему сейчас хочется.
Карим Акбар протягивает пятисотенную купюру приемщику в прачечной. Он пользуется химчисткой в универмаге «Рюд сентрум» по двум причинам: они рано открываются и лучше стирают.
За его спиной — помещение «Сентрума», тесное и обшарпанное. Кооперативный магазин, газетный киоск, изготовление ключей и ремонт обуви, а также сувенирная лавка, либо еще не открывшаяся, либо уже прогоревшая.