Итак, он ударил меня.
Или попытался.
Он применил какой-то прием дзюдо, повалил меня и ударил так, что из носа хлынула кровь. А потом, когда я собирался дать ему сдачи, подошла фрекен со сторожем и учителем физкультуры Бьёрклундом.
Я рассказал обо всем братьям.
Турок жил в Хэрне. Мы ждали его на берегу канала, под березами у самой воды, спрятавшись на склоне за стволом дерева.
Обычно Йонсен возвращался домой этой дорогой.
Братья все рассчитали верно.
Они набросились и свалили его с велосипеда. И он лежал на покрытом гравием берегу канала и кричал, показывая на дырку на своих новых джинсах.
Якоб и Элиас смотрели на него, а я стоял за стволом березы. Помню, я спрашивал себя тогда, что же сейчас произойдет. Хотя все прекрасно знал.
Элиас толкнул его велосипед, а когда турок попытался встать, Якоб ударил его в живот, потом в зубы. Турок ревел, и кровь текла у него изо рта.
А потом я согнул раму его велосипеда и швырнул прямо в канал. Я подбежал и тоже принялся бить турка.
Я пинал его.
Пинал.
Пинал.
Его родители заявили в полицию.
Они уехали спустя несколько недель. В школе говорили, что вернулись в Турцию, но я не верил. Они же курды, черта с два!
А когда мы возвращались домой, я сидел за спиной Элиаса на его «дакоте». Я держался за него, и все его большое тело вздрагивало. А рядом с нами на своем грузовом мопеде ехал Якоб.
Он улыбался мне. И я чувствовал тепло Элиаса.
Мы братья навсегда.
Один за всех и все за одного.
И ничего странного в этом нет.
73
Здесь тепло и никто не найдет меня.
Земляная крыша над головой — мой небесный свод. Подо мной крошки печенья.
Это она ударила меня?
Она висит?
Если нет, я должен попробовать еще, еще и еще раз. Потому что если я пущу кровь, они примут меня. Я смогу войти, если принесу жертву.
С ним было проще, с Мяченосцем. Он был тяжел, но не слишком. Я усыпил его на парковке в Хэрне, когда он проходил мимо. У меня был тогда другой автомобиль, с обычным багажником. А потом, как и ее, привез сюда на санях.
Но он умер слишком рано.
Траверсы я взял на фабрике. Вырезал дыру в заборе, а датчики отключил из своей серверной комнаты. Это было непросто. Пальто на вешалке — вот что видели охранники через замерзшее стекло.
Я привез его туда, в лес, ночью. Выпустил из него кровь. Теперь они должны принять меня, я сделал все как надо.
Цепи, петля.
Я поднял его на дерево, толстого выродка.
Жертву.
Я принес им жертву.
Но что же случилось с ней, с женщиной?
Помню, как очнулся в поле. Ее не было, и я пополз к своему автомобилю. Забрался внутрь, и мне удалось завести его. Вернулся сюда.
Но где она сейчас? На дереве?
Или где-то в другом месте?
Наверное, она висит. Я все исправил, я принес жертву.
И скоро вы придете сюда, чтобы открыть мне дверь.
Вы придете с любовью?
Что случилось, что я сделал?
В моей землянке пахнет яблоками. Яблоками, крошками и дымом.
Как горят среди бела дня буквы на вывеске филадельфийской церкви,[56] словно реклама: «Бог здесь! Войди — и встретишься с Ним!» Здание церкви находится рядом с «Макдоналдсом», по другую сторону улицы Дроттнинггатан. Там надежная и обеспеченная публика. Кто такие сектанты, Малин знает еще с гимназических времен. Эти люди вежливы, одеты по моде, и все-таки они чокнутые. Во всяком случае, так ей неизменно кажется, когда она их видит. Им как будто чего-то не хватает. Во всей их мягкости, податливости чувствуется непонятная жесткость. Это напоминает сахарную вату с гвоздями.
Малин озирает улицу.
Где Зак?
Она только что звонила ему и просила подобрать ее возле церкви: им надо съездить на «Коллинз» и задержать Карла Мюрвалля.
Вот наконец и «вольво».
Она притормаживает, но Малин открывает дверцу и прыгает на переднее сиденье, не дожидаясь, пока машина остановится.
— Что сказала психолог? — нетерпеливо спрашивает Зак.
— Я обещала молчать.
— Ах, Малин, — вздыхает Зак.
— Но это Карл Мюрвалль убил Бенгта Андерссона, и он же пытался убить Ребекку Стенлунд. В этом нет никаких сомнений.
— Откуда ты знаешь? Разве у него нет алиби?
Зак едет вперед по Дроттнинггатан.
— Женская интуиция. И кто сказал, что той ночью он не мог отключить датчики при помощи компьютерной системы, вырезать дырку в заборе «Коллинза» и улизнуть? Что он не закончил свою работу по обновлению системы раньше?
Зак жмет на газ.
— Да, почему бы и нет, датчиками наверняка можно управлять из серверной, — соглашается Зак. — Но его же видели?
— Через замерзшее стекло, я полагаю, — уточняет Малин.
Зак кивает.
— Семейные проблемы самые тяжелые, верно?
Ворота фабрики «Коллинз», похоже, выросли с прошлого раза, а лес возле парковки как будто стал гуще и замкнулся в себе. Производственные корпуса за оградой имеют депрессивный вид, словно готовы в любую минуту переместиться куда-нибудь в Китай, чтобы набрать там рабочих, готовых трудиться за сотую долю того, что получают нынешние.
«Опять они, — думает, должно быть, охранник в будке. — Мало они заставляли меня открывать им окошко и мерзнуть».
— Мы ищем Карла Мюрвалля, — обращается к охраннику Малин.
Тот улыбается и качает головой:
— Тогда вы приехали напрасно. Карла Мюрвалля позавчера уволили.
— Он уволен? — переспрашивает Зак. — И вы, конечно, не знаете почему, ведь вы не интересуетесь такими вещами?
— За что людей увольняют? — Охранник выглядит оскорбленным.
— Откуда я знаю? Расскажите.
— В его случае — за странное поведение в отношении коллег, за угрозы в их адрес. Вы хотите знать больше?
— Достаточно, — обрывает его Малин.
У нее нет сил расспрашивать о ночи убийства и дырке в заборе. Ведь каким-то образом Карл Мюрвалль той ночью покинул территорию завода.
— Мы можем объявить его в розыск? — спрашивает Малин у Зака, когда они покидают парковку «Коллинза» и направляются к главной трассе.
Им навстречу движется грузовик, чей кузов угрожающе кренится в сторону проезжей части.
— Нет. Для этого надо иметь что-то конкретное.
— Но у меня есть.
— То, о чем ты не можешь рассказать.
— Это он.
— Придумай что-нибудь другое. Ты всегда можешь вызвать его на допрос.
Они сворачивают на главную трассу, уступая дорогу черному мотоциклу «БМВ-круизер», превысившему скорость по крайней мере на сорок километров в час.
— Но тогда нам нужно найти его.
— Ты думаешь, он дома?
— Во всяком случае, можно попытаться.
— Ничего, если я включу музыку?
— Как хочешь.
И через несколько секунд салон наполняется сотнями голосов. «Немного мира, немного солнца…» — поют они.
— Хоровая версия классического шлягера, — поясняет Зак. — Поднимает настроение, правда?
Часы показывают половину четвертого. Малин и Зак звонят в квартиру Карла Мюрвалля на Таннефорсвеген. Краска на двери отслаивается, и Малин вдруг замечает, что вся лестница давно нуждается в ремонте. Однако, похоже, никому нет дела до мест общественного пользования.
И никто не открывает.
Малин смотрит в почтовую щель. Газеты и конверты лежат на полу нетронутыми.
— Как быть с ордером? — рассуждает она. — Я не могу сослаться на то, что говорила мне Вивека Крафурд, а нападение на Ребекку Стенлунд само по себе не основание входить сюда, когда нам вздумается.
— Где он может быть? — громко спрашивает Зак.
— Ребекка Стенлунд говорила о какой-то землянке в лесу.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что нам снова нужно ехать в лес?
— Иначе кого же мы видели той ночью… Он должен быть там.
— Думаешь, он прячется в охотничьей избушке?