— Не знаю, наберу ли вам сдачи, — говорит девушка и начинает рыться в ящике письменного стола.
В это время дверь распахивается, и через порог шагает высокий парень в темном замасленном ватнике и в грязных стеганых ватных брюках, заправленных в кирзовые сапоги. У парня обветренное, с бронзовым загаром лицо. Из-под серой мерлушковой шапки на лоб выбилась прядь черных волос.
— Ивану Иванычу! — еще с порога приветствует парень ветеринара.
Константин не знает этого парня. По виду — тракторист! Парень на ходу снимает замасленные до блеска варежки. Кисти рук у него широкие, потемневшие от машинного масла. Он подает Блинову руку и садится рядом с ним.
— Просьба к вам, — говорит он.
Ветеринар смотрит на парня исподлобья:
— Ну?
— У вас трос есть…
— Какой трос?
— Тот, что в лесу нашли.
— Ну есть! И что же?
— Дайте нам его на часок.
— Вам? На часок?
— Нам надо три кряжа подвезти к пилораме.
— У тебя ведь свой есть!
— Весь порвал. На свалку выбросил.
— И мой хочешь порвать?
— Нет, зачем же…
Ветеринар вдруг оживляется:
— Ладно! Ставь пол-литра! Дам на часок.
— Пол-литра? — Парень чешет в затылке.
— Пол-литра нет — и троса нет! — Блинов поднимает на Ласкина мутные, пьяные глаза. — Как, майор, пол-литра — это ведь не дорого?
— Это как рассудить! — с иронией отвечает Константин.
— Ну давай, рассуди! — требует ветеринар.
Губы Ласкина трогает ироническая улыбка:
— Вы же сейчас свою жену за сто грамм продавали!.. После этого пол-литра за трос — не много ли?
— Но-но! — Блинов опять грозит Ласкину пальцем.
— Иван Иваныч! — Парень трогает ветеринара за плечо. — Ведь трактор стоит! Люди ждут!
— Ничего, подождут!
Ласкин получает сдачу и идет к выходу.
— Так дело-то артельное! — не унимается тракторист. — Доски нужны, чтоб телятник утеплить. Телята мерзнут!
— Ну и пусть мерзнут! — угрюмо бубнит Блинов.
Ласкин, взявшись за скобу двери, оборачивается к трактористу и с той же иронией укоряет его:
— Ну зачем портить человеку праздничное настроение?! Какое ему дело до телят — пусть мерзнут! Вон на свинарнике поросята дохнут! А ему какая забота — пусть дохнут! Понимать надо: у человека праздник!..
— Топай, майор, топай! — угрожающе сипит ветеринар.
Константин выходит.
Когда он спускается с крыльца и проходит мимо саней, в ушах у него еще звучат слова Блинова: «Ну и пусть мерзнут!». Константин чувствует острую неприязнь к этому человеку. Какая-то грязная накипь. Снять бы эту накипь. А кто ее снимет? Не Карпов же, собутыльник и покровитель Блинова!
С этими невеселыми размышлениями Константин возвращается домой.
17
Вечерний сумрак окутал Подлипки. В окнах то тут, то там вспыхивает свет.
Аня идет с фермы. Кончился день. Каким бесконечно длинным показался он девушке! Она устала, очень устала, еле-еле передвигает ноги. Вот она переступила порог дома, прислонилась к дверному косяку и, прикрыв глаза, на какой-то миг замерла…
Бабушка смотрит на нее встревоженным взглядом:
— Ты не заболела?
— Нет, нет, это я так…
Аня начинает раздеваться.
На нее пахнуло теплом. Подтопок уже накалился. Чайник на плите весело позвякивает крышкой.
Бабушке все понятно. Она указывает внучке на диван:
— Приляг! Отдохни!
И Аня молча ложится, вытягивает усталые руки вдоль тела.
Первый раз в жизни чувствует девушка, как может быть сладок отдых после напряженного трудового дня. Вот и кончился он, твой первый рабочий день! Вот и приобщилась ты, девушка, к колхозному труду, стала заправской дояркой!
Акулина накрывает на стол.
— Ужинать садись!
Аня даже не пошелохнулась. Видит бабушка: спит внучка!
— Эх-хе-хе! Умаялась, сиротка!
Недолго спит Аня. Входит Настя и тормошит подружку:
— Кто же спит в это время? Вставай! Одевайся!
И шепотом добавляет:
— Колю сейчас встретила. В клуб пошел.
У Ани вспыхивают глаза:
— Правда?
— Ну да!
Аня вскакивает с дивана и — бегом к рукомойнику. Куда девалась у девушки усталость?! Будто ее и не было совсем!
— Ужинать будешь? — спрашивает Акулина.
— Потом, бабушка.
— Ну хоть молока попей!