Вспомнила Акулина: приезжал в январе Ключников. Собрали всех коммунистов. Выбрали Костю партийным секретарем. Хлопот теперь у него много, а помощников мало. Мало их, коммунистов. И какие это коммунисты: Карпов, Ефимов — пустые болтуны! Другие — на чистой работе: счетовод, учитель. А на фермах коммунистов нет. И на машинах их тоже нет. Трудно будет Косте, ох трудно!
А сиднем-то сидеть легко? Он непоседа, в отца. Придет вечером домой усталый, ему прилечь бы да отдохнуть — где там! То с книжкой, то с людьми. Вчера увидел из окна Антоныча. Ковыляет тот, на палку опирается. Усы и брови в инее, чистый дед-мороз. Выбежал Костя на крыльцо, зовет старика: «Зайдите, Иван Антоныч!». Тот зашел. И засиделись они с ним за полночь. Все о горохе толковали. Лукич, он в горохе собаку съел. Бывало, еще до колхозов, такие урожаи снимал, что другим и не снилось. Костя все допытывался: какими семенами он сеял, как землю разделывал, чем ее удобрял? Словом, обо всем расспрашивал. Потом, проводив старика, еще долго сидел за столом и что-то в тетрадку записывал.
И у Аннушки перевернулась жизнь. Просватали девушку. Ушла она к Носковым. Еще неделю назад была дома, а теперь в чужой семье живет. И свадьбы-то путной не сделали, только на вечеринке погуляли. Зато подарок хороший купила бабушка своей внучке — габардиновое пальто. И ушла Аннушка к соседям, ушла навсегда. Теперь она не Ласкина, а Носкова. Вчера забежала на минутку и рассказывала: «Бабушка! Мы стенную газету выпускаем! Бабушка! Меня агитатором назначили! Буду беседы с доярками проводить!». Рада, глупая! Погоди, еще наплачешься! Заклюют они тебя, доярки-то. Ох, заклюют! Знаю я их!
Акулина встает, отодвигает скамейку, берет еще охапку щепы и бросает в печку. Потом подходит к окну. Стекло в окне замерзло, белыми узорами разрисовано. Лишь уголок стекла, где есть трещина, не замерз. В него и заглянула Акулина. Ишь как там, за окном, метет! Еще вчера было тихо, а к утру подул сильный ветер. Злой, северный. Ишь поземку поднимает, гонит ее по полю, наметает сугробы. В проводах злобно воет. Раскачивает деревья, словно хочет вырвать их с корнем и гнать по полю вместе с поземкой. Что ж, февраль на дворе. Идет 1960 год!
Акулина думает: скоро будет колхозное отчетно-выборное собрание. Кого-то выберут председателем? Опять Карпова? Чует сердце, не бывать этому. С тех пор как в колхозе побывал Ключников, как поселился в нем Костя, словно воздух у нас стал чище, дышать стало легче. И народ стал глядеть веселей. Бабы Карпова ругают в глаза и не боятся! Будет ему баня на отчетном собрании!
А почему бы и ей, Акулине, не выступить по докладу Карпова? Ей есть что сказать. Уж она-то знает председателя вдоль и поперек. И в прошлом году хотела покритиковать, да не решилась. Капустин сидел в президиуме и, словно филин, поводил глазами. Побоялась. Думала — плетью обуха не перешибешь! Опять Карпов останется, а он злопамятен. Одна тогда жила. Боязно было. Кто заступится? А теперь и Ключников, и Костя…
В кормокухню входит Аня. Вся в снегу. Щеки горят. Глаза блестят. И прямо с порога:
— А где дядя Костя?
А сама не может отдышаться. Видно, бегом бежала.
— Ты бы сперва поздоровалась, — говорит Акулина, шагнув навстречу внучке.
— Прости, я запарилась! — Аня обнимает бабушку и целует ее в щеку.
— Зачем тебе дядя Костя? Аль что случилось?
— Зинку поймали!
— Как поймали? — не может понять Акулина.
— Прямо на месте…
— На каком месте? Ты отдышись да толком расскажи!
На кормокухню входит Константин. Без шинели, в сером шерстяном свитере, при фартуке, в офицерской ушанке.
Он улыбается:
— К нам? В такую пургу?!
— Здравствуйте, дядя Костя? Я за вами!
— За мной?!
— Карпов послал.
— Да скажи ты толком, что случилось? — теряет терпение Акулина.
— Зинка воду в молоко подливала…
— Носкова?
— Ну да. Вот мы ее и подкараулили. Позвали зоотехника. Зинка крик подняла. Хотела ведра опрокинуть. Мы ей не дали. А когда Сергей Иванович пришел, она заплакала…
— Стало быть, рекорды-то она на воде ставила? — говорит Акулина.
— Выходит, на воде.
— Я так и думала, что она очки втирает.
— А где она сейчас, Зина-то? — спрашивает Константин.
— В конторе, — отвечает Аня. — Карпов велел вам туда прийти.
— Скажи Карпову, что я сейчас не могу. Поросят кормлю. Когда освобожусь, тогда приду.