— Ты сиди, сиди! — Ласкин берет его за руку повыше локтя и усаживает на прежнее место. И сам, придвинув стул, садится рядом.
В сорок втором году Никифоров вернулся с фронта с выжженными глазами. С тех пор ничего не видит. По деревне его водят жена или дочь. Год тому назад на партийном собрании колхоза Карпов предложил избрать Никифорова секретарем парторганизации. Тот сначала отказывался: «Партийный секретарь должен все видеть, всем интересоваться, а я слепой». Но председатель колхоза настаивал: «Политически ты зоркий и видишь дальше, чем некоторые из нас. Мы тебе доверяем и поможем!». И Никифоров согласился. Он лишь позднее понял, почему Карпов настойчиво рекомендовал его секретарем парторганизации. Председателю колхоза было с ним спокойнее. Фрол Кузьмич знал, что слепой секретарь не будет совать свой нос во все мелочи жизни, во все детали колхозного производства. Председателя колхоза это вполне устраивало…
— Прямо с работы? — спрашивает Никифоров.
— Да, зашел потолковать с тобой. Ты ведь у нас старожил, лучше знаешь людей…
Губы Никифорова трогает скорбная улыбка:
— Кто их знает?!
Ласкин некоторое время молчит. Он оглядывает просторную избу, в которой Никифоров живет с женой и дочкой. В избе чисто и уютно. Жена у Михаила хорошая хозяйка. Работает счетоводом в колхозе. Константин знает, что на этой неделе по вечерам она засиживается в конторе. Она и бухгалтер Романов вместе колдуют над годовым отчетом. Подпирает: в воскресенье отчетно-выборное собрание. Знает Константин, что дочка Никифоровых живет в Лужках, учится в девятом классе. Домой она приходит только в субботу вечером — под выходной день.
Константин вздыхает и жалуется:
— Мало у нас коммунистов, дядя Миша! Среди механизаторов — никого. Среди животноводов — один я…
— Были да сплыли, — говорит Никифоров. — Всех разогнал Карпов.
— А как ты думаешь, дядя Миша, есть у нас в колхозе достойные, чтобы принять в партию?
— По-моему, есть.
— Например?
— Например, Настя Цветкова. Это моя крестница. Она часто у нас бывает. Удивительная девушка! Ее тут все знают. Комсомолка. Да ты и сам ее знаешь: она редактор стенной газеты.
Константину приятно сознавать, что его собственное мнение о Насте Цветковой совпадает с мнением Никифорова. Да, конечно, эта девушка-комсомолка достойна быть в рядах коммунистов. Он, Ласкин, об этом думал не раз.
— А хочет ли она быть в партии? — сомневается Константин.
Никифоров успокаивает его:
— Я уверен, она будет рада!
— Может быть, ты с ней поговоришь?
— Хорошо, поговорю.
— И рекомендацию дашь?
— Охотно.
Ласкин перебирает в памяти других колхозных комсомольцев: кто же еще под стать Насте Цветковой?
— Дядя Миша, ты Лешу Курдюмова знаешь?
— Как тебе сказать? Я его мало знаю. Про него идет хорошая молва: любого тракториста за пояс заткнет! Я слушал его раза два на комсомольских собраниях. По-моему, он толковый парень.
Ласкин рассказывает о своих встречах с Курдюмовым, и Никифоров более уверенно заявляет:
— Что ж, видимо, он хороший парень. Почему бы его в партию не принять?
А Константин в это время думает о Карпове. Почему он в партии? Очевидно, по недоразумению. Кажется, в воскресенье на отчетно-выборном собрании он вылетит из седла. Да, наверняка вылетит. И тогда смотается в Заречье и забудет дорогу в Подлипки. И слава богу!
Потом Ласкин забрасывает Никифорова вопросами. Почему распался кружок по истории партии? Кто в него записывался? Кто им руководил? Какие лекции читались в клубе? Кто их читал? Почему не читали лекций по своей специальности агроном и зоотехник? Проводились ли в Подлипках читательские конференции? Какие газеты и журналы выписывают колхозные коммунисты и комсомольцы?
Много было вопросов. Долгий был у них разговор — разговор о том, как наладить партийно-воспитательную и массово-политическую работу в колхозе «Ленинский путь».
16
За обедом Аня опять расстроилась. Хмурые лица свекра и свекрови, их недружелюбные, холодные взгляды, недовольные, раздраженные поучения — все это снова всколыхнуло в Аниной душе горечь обиды. Да и вчерашний разговор с бабушкой не выходил из головы. Бабушкины слова о Коле так и звучали в ушах: «Он потакает взяточнику!..»
После обеда Аня молча ложится на кровать лицом к стене. У нее тяжело на сердце. Она не хочет, чтобы Коля видел у нее на глазах слезы.