Это было приглашение войти в дом. Ребята зашаркали ногами на маленьком половичке. И доктор Стройло повел их в дом. Они очутились в небольшой комнате с низким потолком. На окнах, на столе, на тумбочках — всюду стояли большие и маленькие аквариумы, в которых плавали удивительные рыбы и рыбешки. Комната была скорее похожа на зоомагазин, чем на комнату, в которой живут люди. Ребята разбрелись и начали было рассматривать рыб, но хозяин сухо скомандовал:
— Садитесь! На диван!
Они послушно сели на диван.
— Что за новое поветрие — искать человека? — спросил доктор Стройло. — Сколько лет не искали, и вдруг… понадобился человек. Или неловко жить стало без человека?
— Он наш друг, — сказал Марат.
— Ба! — Доктор заходил по своей маленькой комнате, и от его шагов пол задрожал, а вода в аквариумах слегка заколыхалась. — Да вас тогда и на свете не было, когда фашисты… расстреляли вашего человека.
— Он наш друг, — упрямо повторил Марат. — Он нам нужен.
Доктор Стройло подсел к ребятам и, согнувшись почти вдвое, оперся локтями о колени.
— Что вам о нем известно, о человеке-то?
— Двадцать третьего августа он взорвал Новый мост на станции Река. За это его в тот же день расстреляли.
Доктор Стройло поднялся и ушел в другую комнату. И вскоре вернулся с большой конторской книгой.
Он стал листать пожелтевшие страницы, и ребята видели какие-то записи, сделанные размашистым почерком. Потом узловатым пальцем, похожим на ветку с обрубленными сучками, доктор стал водить по странице.
— Двадцать четвертого августа в госпиталь поступил партизан с тремя пулевыми ранениями. Видимо, он… Состояние раненого крайне тяжелое. Как его звали?
— Зимородок, — ответили все трое.
Это имя прозвучало как пароль, потому что в докторе Стройло что-то ожило, посветлело и в его выпуклых глазах появились какие-то точки, разгорающиеся как искры. Пароль «Зимородок» открыл забытую дверь в прошлое, и из нее хлынули воспоминания.
Зимородок лежал за станционными путями, в овражке. В помятом пиджачке, застегнутом на оставшиеся две пуговицы. И был он какой-то маленький и легкий. Голова упала к плечу. Глаза были закрыты, а нос торчал бугорком. Маленький, острый, похожий на клюв. На щеке запеклась штыковая рана. Одна рука сжала полу пиджака, другая откинулась ладошкой вверх, и между пальцами протиснулись стебельки травы. И казалось, трава скоро поднимется еще выше и скроет его от глаз друзей и врагов.
На дне оврага стояли двое парней, а третий — на краю оврага наблюдал, не придут ли фашисты.
Парень в кепке, надвинутой на глаза, копал могилу, а его напарник неотрывно смотрел на расстрелянного. И вдруг он сказал:
— Подожди… Он, кажется… дышит.
Стриженый опустился на колени и прильнул ухом к груди Зимородка. Потом поднялся и сказал:
— Бьется! Где-то далеко-далеко бьется!
Парень в кепке отбросил лопату, подошел к нему и опустился на колени.
— Бьется! — согласился он. — Здесь земля сырая… от крови.
— Что же будем делать?
Парни молча стояли на коленях и смотрели на незнакомца. Сверху, с края оврага, спросили:
— Закопали?
Ему не ответили.
— Надо отнести его подальше. Он ведь мою мать спас, — сказал парень в кепке.
— И двух моих сестренок расстреляли бы…
Он был жив. Изо рта текла тонкая, высыхающая на ветру струйка крови. Это была живая кровь.
— Его надо переправить к доктору Стройло, — сказал стриженый. — Надо раздобыть подводу.
Два парня осторожно подняли на руки полуживого Зимородка.
— Закопали? — спросил сверху стоящий на посту.
— Да он жив! — наконец ответили ему снизу.
Потом по дороге ехала подвода, груженная прошлогодней соломой. Воз был большой, похожий на желтое облако. На возу сидел парень в кепке. Лошадь шла резво, и телега, подпрыгивая на камнях, громыхала коваными ободами.
На переезде через ручей, когда лошадь пила воду, парень в кепке спросил:
— Как ты там? Пить хочешь? Ну, подавай же голос, дружище.
Со стороны казалось, что он говорит сам с собой, потому что вокруг никого не было.
— Может быть, он… кончился? — сам себя спросил парень и погнал лошадь.
Потом им повстречался немецкий патруль. Немец крикнул:
— Хальт! Абвейс!
Парень полез в карман и протянул немцу «абвейс» — пропуск. Немец надел очки. Посмотрел. Вернул пропуск. И вдруг прошил воз дробной автоматной очередью. Возница вскрикнул. Лошадь рванула вправо, воз скатился на обочину и чуть не перевернулся.