— Давай свою птицу, — сказал Седой и вскинул ружье.
Раздался выстрел — птица осталась сидеть на месте.
— Промазал! — радостно крикнули ребята.
— Мушку заваливаете, — с видом знатока сказал Марат.
— Мушку? — Седой оглянулся на Марата и протянул ему ружье. — Держи! Пробуй, не заваливая мушку.
Отступать было невозможно. Марат взял ружье, уперся локтями в прилавок и стал старательно целиться. Он чувствовал, что за ним наблюдают все посетители тира и Седой, похожий на индейца, тоже не сводит с него глаз.
Хлопнул выстрел. Не улетела птица. Осталась сидеть на ветке. Марат молча опустил ружье.
— Мазила! — сказал кто-то.
Седой ничего не сказал. Он зарядил ружье и снова стал целиться. И — промахнулся.
— Промазал! — радостно крикнули зрители.
— Что это еще за птица? — недоумевал Седой, разглядывая небольшую остроклювую птицу.
— Зимородок, — сказал Марат, и его насмешливые коричневые глаза заблестели.
— Есть такая птица — зимородок, — пояснил Василь.
— Есть такая, — согласился Седой, не выпуская изо рта папиросу.
— Он долбит норку в крутом берегу. И бесстрашно ныряет за рыбой, — вмешалась в разговор Зоя Загородько. — Не верите?
— Верю, — ответил Седой.
И ребята заметили, что он задумался. Все рассматривал птичку и о чем-то думал. Бабка тоже обратила внимание на это и, не отрывая глаз от вязанья, пробасила:
— Птица не работает.
И застучала спицами.
— Зи-мо-ро-док, — растягивая слоги, тихо сказал Седой. Он не обратил внимания на слова старухи. — Я знал одного Зимородка.
— С короткой шеей и прямым острым клювом? — спросил Марат.
— Не помню, какой у него был клюв, — задумчиво произнес Седой. — И шею не помню. Но котелок у него варил довольно странно.
— У какого зимородка варил странно? — спросила Зоя Загородько.
— У того, что нырял за рыбой, — ответил Седой и стал раскуривать погасшую папиросу. Потом он усмехнулся и сказал: — До сих пор не понимаю, как я согласился. По молодости лет. Будь я тогда седым стреляным воробьем, не стал бы связываться с этим Зимородком…
Папироска разгорелась, и память Седого оживала и тоже как бы разгоралась. И постепенно не стало тира. И сам Седой стал не седым, а темным, подстриженным под полубокс, с коротенькой челкой наискосок. На нем появился синий замасленный комбинезон, стянутый ремнем. А за спиной на ремне — кобура с пистолетом. Летний кожаный шлем болтался на руке, как подстреленная птица. А папироска была зажата в уголке рта…
Вместо тира появилась небольшая полянка. По краям кустики. В кустах самолетик с задранным носом, пятнистый, почти незаметный на фоне травы и листьев. Крылья, как этажерка, — в два ряда, по два крыла с каждой стороны. Кукурузник.
Летчик — тогда еще не седой — стоял, окруженный партизанами, и говорил:
— Я мог бы забросить вашего человека в район Нового моста, но, как вы понимаете, садиться там негде — кругом немцы. А парашюта у меня нет.
И тогда кто-то из бойцов сказал:
— У нас где-то был парашют. С прошлого года…
— Его, наверное, на бинты разрезали.
— Нет, валяется под нарами. Я подметал — видел.
— Не годится этот парашют. С ним человек разбился насмерть. Прыгнул, а парашют не раскрылся.
— Может быть, неправильно сложили, — сказал летчик. — Девчонки ведь складывают, а что у них на уме, у девчонок? Потом парашюты не раскрываются.
— Может быть, девчонки, а может быть, и не девчонки, — заметил командир. — А человек разбился; кто с таким парашютом прыгать будет?
И тут вперед вышел парень, худой, хрупкий, совсем молоденький. В штатском пиджачке на трех пуговках. Он вышел и говорит:
— Я… прыгну.
— Зимородок! Выдумал тоже, — зашумели партизаны. — Ты хоть парашют видел когда-нибудь? Ха-ха!
— Я прыгал… пять раз! — твердо сказал парень.
Командир вспыхнул.
— Нам смертники не нужны. Нам нужны живые бойцы. У нас нет такого инкубатора, который поставлял бы бойцов в нужном количестве.
— Я прыгну! — повторил Зимородок.
— Не разрешу!
— Так ведь выхода нет.
Командир задумался.
— Я дам тебе лошадь, — сказал он. — На лошади сидеть можешь?
Зимородок ничего не ответил.
Только через некоторое время он все же разыскал парашют и притащил его летчику. Отряхнул с шелкового купола хвою, землю и разложил на траве.
— Проверь, пожалуйста.
Летчик отбросил папироску и сказал:
— Посмотреть я могу. И складывать я умею. Нас учили. Но если есть в парашюте неисправность, я не замечу. Не знаю тонкостей.