«Торос» рвался на якорном канате, бросаясь из стороны в сторону. Из опасения, что судно начнет дрейфовать, был отдан второй якорь. Холодные потоки дождя попали в наш «свиносовхоз», и его обитатели подняли пронзительный визг. Обычно очень оживленная кают-компания «Тороса» явно приуныла. С возвращением судна к Диксону в нашей среде свила прочное гнездо какая-то неудовлетворенность. Перспектива закончить работы этого года несколькими гидрологическими разрезами в юго-западной части Карского моря не улыбалась никому. Совершенно не умаляя значения и важности этого вида исследований, мы сознавали, что основная задача осталась невыполненной. Немым укором лежали на столе выписки из прошлогодних рейсовых донесений капитанов арктических, судов с указанием открытых ими неизвестных ранее банок, несоответствия карт с истинным положением берегов, недостаточности промера в опасных районах и пр. Приведение в порядок навигационных карт было нашей прямой обязанностью, и вдруг пришлось все свои силы расходовать только на гидрологию, являвшуюся лишь одной только частью гидрографического комплекса работ.
Используя время вынужденной стоянии, мы перечистили и проверили гидрологический инструментарий и, согласовав план дальнейших работ с «Малыгиным», ждали окончания шторма. Нашей очередной задачей явилось осеннее повторение разрезов гидрографического судна «Циркуль» в районе островов Вилькицкого и Белый.
Через двое суток шторм начал стихать. «Торос» немедленно снялся с якоря и вышел на девиационные створы для определения поправок к показаниям компасов. Эти приборы, несмотря на все старания Сергея Федоровича, упорно продолжали свой «полярный саботаж». Лишь с помощью добавочных магнитов, позаимствованных нами на «Малыгине», удалось привести компасы в более или менее приличный вид. На внешнем рейде нас встретило свирепое волнение, не успевшее успокоиться после шторма. «Торос» начало настолько сильно класть с борта на борт, что я решил отложить переход к новому месту работ до следующего утра. Так как в течение почти суток мы не имели сообщения с берега, а наша радиостанция не могла работать, когда судно стояло в порту (каким считается бухта острова Диксона), необходимо было успеть побывать на береговом телеграфе, чтобы узнать, нет ли там для нас чего-нибудь нового.
Постройки полярной станции острова Диксона еще не успели образовать улиц, хотя между отдельными домами и были проложены деревянные мостки. Диксоновский телеграф стоял несколько в стороне от прочих домов, посматривая чисто вымытыми окнами с белыми занавесками на бухту и ее противоположный берег. Внутри телеграфа можно было найти все то же, что и в любой конторе связи на материке, но с одним существенным добавлением. Вас здесь всегда встречают не как клиента, а как гостя. Какую бы кучу телеграмм вы ни передали, как бы ни загрузили работой дежурную сотрудницу, отношение к вам постоянно остается товарищески предупредительным. Прекрасное воспоминание оставил по себе диксоновский телеграф, день и ночь выполняющий огромную работу первоклассного радиоузла Северного морского пути.
— Здравствуйте! Нет ли у вас чего-нибудь новенького для «Тороса»?
— Для «Тороса»? Есть, обязательно должно быть. Одну минуту.
Проворные пальцы перелистнули какую-то книгу, нырнули в ящик стола и протянули мне пачку синих бланков.
— Благодарю вас! Наверное, что-нибудь хорошее есть?
— Ну, конечно! Смотрите, лето уже кончилось, вам обязательно должно быть распоряжение итти домой на Большую землю, а там Москва…
Мои глаза пробегали по лаконичным телеграфным словам «Седова»:
«Случае благоприятных ледовых условий выходите архипелагу Норденшельда тчк Седов после выгрузки Русском и устье Таймыра выйдет туда же»…
Очень коротко, еще не совсем понятно, но одно было ясно: наше «отступление» кончилось. Вызов в архипелаг во второй половине сентября говорил сам за себя. Впереди была работа, работа трудная, но нужная, заставляющая напрячь все свои силы.
— Здорово! — вырвалось у меня, когда телеграмма была прочитана второй раз.
— Ну вот видите, я была права. Хорошее? Верно?
— Отличное, товарищ. Спасибо! До свиданья!
— Счастливого пути! Привет деревьям, траве, цветам!
— Каким? У меня их нет.
— Да не у вас, а на Большой земле.
— Большая земля и без нас проживет.
— Так куда же вы?