Лагерь геодезистов на мысе Фусса после снежного шторма.
Тревожное сообщение с острова Русского вновь спутало карты «Седова», не давая ему возможности выполнить работы и в проливе Матисена. Появилась реальная угроза, что архипелаг не будет иметь более или менее верной карты и в 1937 году. Из этого положения выручил «Торос». Пока «Седов», используя считанные дни оставшегося навигационного времени, заканчивал свои работы, нам было поручено выяснить причины заболевания на острове Русском, доставить на борт «Седова» больных и только после этого стать на зимовку.
О всех решениях руководства и нашем новом назначении я передал составу экспедиции, когда «Торос» форсировал лед между островами Бианки и Русским. Под глухие удары льда люди молча выслушали новость, сулившую им год тяжелой работы вдали от привычной обстановки Большой земли.
— Вот и все, товарищи! — закончил я свое сообщение. — Если кто-нибудь чувствует себя не совсем уверенно, говорите. «Седов» еще здесь, и каждый может спокойно вернуться домой. Ложному стыду у нас места быть не должно, да и какой может быть стыд, если человек чувствует себя нездоровым или у него случилось что-нибудь дома, требующее его обязательного присутствия там.
Скажу откровенно, что я увидел явное смущение на некоторых лицах, но смущение именно потому, что заговорил о возможности желающим возвращения на юг.
— Для чего же, товарищ начальник, мы и огород начали городить, если сейчас, при первом предложении стать на зимовку, побежим на «Седова»? Не знаю, кто как, а мой камбуз работу не бросит, — внушительно заметил наш повар.
— Правильно! чего там на «Седова»! Даешь архипелаг — и баста!
Тишина, бывшая в кубрике, где я собрал весь наш состав, сменилась гулом задорных голосов.
— Итак, товарищи, значит по-рукам. Зимуем все и задание берем без всяких поправок.
— Берем, вопрос ясен!
— Ну, тогда по местам. Только на всякий случай, пользуясь присутствием на «Седове» врачей, мы еще раз все пройдем медицинский осмотр, и если врачи кого-нибудь забракуют, делать нечего — будем отправлять на юг.
— Нет, как же так, Николай Николаевич, — запротестовал матрос Шунгин, еле передвигавшийся с помощью палки после ушиба ноги. — Меня, конечно, забракуют, да ведь я же поправлюсь. Вы уж меня освободите от осмотра!
— Ничего. Пусть посмотрят, а я сам попрошу врачей, чтобы тебя не браковали.
— Ну, разве что так, а вообще я, что же, я и сейчас помогаю всем.
Утром «Торос» в густейшем тумане подошел к полярной станции на острове Русском. Если бы не маяк, блеснувший только один раз в случайном просвете белесой мглы, найти подход к острову было бы совершенно невозможно. Зимовщики Русского, предупрежденные о нашем приходе, скоро явились на борт судна. Кают-компания сразу же превратилась в настоящий лазарет, когда в ней начали хозяйничать врачи и запахло эфиром.
Коренастые фигуры с веселыми шутками толпились на палубе в ожидании процедуры осмотра. В стороне от всех стоял высокий брюнет с тростью в руке, на которую он опирался при ходьбе. С него и начался осмотр. Оказалось, что он сам был врач, и между ним и доктором с «Седова», прибывшим на «Торосе» для осмотра зимовщиков, долго шел разговор, пересыпаемый латинскими словами и специальными терминами.
— Итак, мы эвакуируем вас, — закончил беседу врач с «Седова».
Пациент молча вышел.
— Попросите, пожалуйста, следующего.
В кают-компанию вошел человек лет 25—27.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте! Разденьтесь, пожалуйста. Получено распоряжение еще раз проверить состояние здоровья всех остающихся на зимовку, необходимо и вас осмотреть.
— Пожалуйста, но только зачем же вам затрудняться — я абсолютно здоров.
— Вы мажете ошибиться, врачам виднее.
Мы увидели красивую, сильную фигуру. Мускулы так и играли в свете электрических плафонов.
— На что-нибудь жалуетесь, болели чем-нибудь?
— Жаловаться? Да что вы! А болеть — ну, конечно, болел, да только данным давно это было. Корью болел, простужался, а сейчас ничего.
Врачи заставляли осматриваемого то глубоко дышать, то бегать, то сгибать руки, ноги. Долго осматривали рот. Человек беспрекословно выполнял все распоряжения, сохраняя на губах какую-то недоуменную улыбку.
— Хорошо, можете одеваться. У вас все в порядке, но если вы чувствуете, что зимовать вторично вам будет тяжело, мы вас можем отправить на юг.