– «Дорогой, – писала ему жена, – я знаю, как тебе сейчас тяжело и трудно, сколько у тебя работы, тем более что тебе на голову навязали эту полусумасшедшую дуру… Я понимаю, как тебе тяжело, ведь даже поговорить не с кем, но ты все равно подальше держись от этой хитрячки, о которой рассказывают совершенно ужасные вещи. Держись от нее подальше… Я знаю, конечно, она будет к тебе подлаживаться… Я бы никогда не стала жить с нею в соседней комнате…» и т.д.
Таково было все письмо, написанное на двенадцати страницах.
Перед Глебом всплыло милое лицо жены, и ему пришло в голову, что она зря волнуется. Он еще раз оглядел гаснущие облака. Почувствовал, как закоченели обнаженные руки, в которых он держал письмо. Когда он вошел в жарко натопленную землянку, Вера бросила на него из темноты робкий взгляд.
На следующий день они уехали, захватив письма. Письмо Глеба не было особенно длинное, главное, что было там написано, «напрасно ты волнуешься».
Шли дни. Тоскливее всего было Глебу в ненастье, когда сильные морозы, обжигающий ветер и метель не давали возможности выходить на наблюдения и приходилось сидеть в землянке. Глеб читал, но без физического напряжения он плохо спал. За дверьми завывал ветер, на потолке и за стенами шуршали пшканы. Он слышал, как за перегородкой ворочалась Вера, как шелестела под ней солома в тюфяке, но он старался, чтобы она не замечала, что он тоже не спит. Глеб вспоминал Аллу, и ему становилось немного легче, потом в голову закрадывалась мысль: «помнит ли она о нем». Снова начинал волноваться и ворочаться.
– Вы не спите, Глеб? – вдруг спрашивала Вера. – Мне тоже не спится. – Но он обычно делал вид, что спит, и не отвечал.
Иногда он видел, как она ночью приподнималась, подходила и смотрела на него. Он сжимался и старался дышать ровнее, чтобы видно было, что он спит. Ночью его тянуло к ней, но одновременно он ее ненавидел. И после того как ночью мысли о Вере приходили к нему во время бессонницы, он был особенно груб с нею и почти не разговаривал. Днем уходил подальше и с тоской глядел на южные склоны гор. Скоро ли, скоро ли на них начнет протаивать снег.
Поэтому его особенно злило, когда Темирбек, похлопывая Веру по животу, говорил:
– Вера, Вера, давай баранчук. – Темирбек был совершенно твердо уверен, что они с Верой муж и жена. Темирбеку и в голову не приходило, как это можно много месяцев жить в одной комнате и не быть мужем и женой.
В этих случаях Глеб со злостью хлопал дверью и уходил из землянки.
В феврале Глеб с Темирбеком ушли надолго. Глеб хотел понаблюдать архаров и кийков в самый трудный период их жизни. В феврале здесь бывали снегопады, а когда снегу становилось много, на верхней части гор архарам добираться до корма было очень трудно. Трудно добираться до травы, но еще труднее уйти от врага. Рыхлый снег не держал острые копыта кийков и архаров, но мягкая лапа волка, широкая лапа барса проходили по снегу не проваливаясь.
В этот трагический период и гибли архары и кийки, гибли подчас целыми стадами. С волнением и тревогой вспоминал Глеб Зор-кульджу. «Где ты, мой красавец, где ты, великан, – думал он, – где ты?» И каждый раз он волновался, выходя на наблюдение, увидит ли великана, жив ли он, и каждый раз радовался, завидев его мощную гордую фигуру. Зор-кульджа стал теперь менее темным, его труднее было заметить.
В этот раз Глеб с Темирбеком с утра начали подъем на плато. Они взяли с собой лошадь с грузом, а сами шли налегке. Снег был не очень глубок, и Глеб несколько раз пристально разглядывал в бинокль через широкую долину противоположную сторону хребта. Но никаких проталин, никакого сокращения снега не было заметно. Зимнее солнце еще не в силах было справиться со снегом.
«Далеко, далеко еще до весны», – думал Глеб.
К вечеру они дошли до своей базы, которая по-прежнему была у самого плато, в летовке. Они разгрузили лошадь, а затем Темирбек повернул ее носом к дому и с размаху вытянул камчой. Лошадь рванулась и сначала нерешительно, а затем все быстрей пошла домой вниз.
Ночевали они хорошо, палатка была теплая и мешки пуховые, а когда горел примус, было просто жарко.
На следующий день пошли искать козлов, стадо они нашли на прежнем месте – в скалах под плато, там оно ночевало, но козлов было гораздо меньше – всего 20. Напрасно Глеб обшарил все в бинокль и облазил окружающие скалы, обошел все склоны, но козлов нигде не было, ясно, что это работа ирбиса.