В Витебске движения по железнодорожным магистралям уже не было. Они попали в город как раз во время налета. С оглушающим ревом пикировали вражеские "юнкерсы" с черными крестами на крыльях, на вокзальные строения падали бомбы... Рушились здания... Поспешно разбегались люди... Слышались крики, стоны... Когда налет кончился, Зина с ребятами долго сидела в привокзальном сквере на своих вещах, с тревогой поглядывая на солнечное, безоблачное небо. А тетя Ира, в измятом, полуразорванном платье, с небрежно скрученными в валик на затылке волосами, в стоптанных порыжелых ботинках, без чулок, все еще сновала по станционным путям, забитым эшелонами с военным грузом и беженцами, пытаясь найти возможность пристроиться с детьми к одному из них.
Вернувшись, она изнеможенно, вытирая рукавом катившийся по лицу пот, сказала:
- Будем пешком пробираться в деревню к бабушке. Иного выхода у нас нет...
И, взвалив на себя вещи, смешавшись с толпой таких же беженцев, они поплелись по шоссе, в сторону Оболи, которая находилась километрах в восьмидесяти от Витебска.
На третьи сутки все вздохнули с облегчением: показались знакомые места. Вот и Оболь - станционный поселок с широкими, но короткими улицами. Небольшое здание вокзала из красного кирпича. Неподалеку - водокачка... И совсем рядышком, за мостом, над рекой, на пригорке, деревня Зуя, где живет бабушка Ефросинья Ивановна... На углу проулка небольшая, срубленная еще в прошлом веке, почерневшая избушка с одним подслеповатым окошком, другое, боковое, глядит на усадьбу. Ветхий частокол из ивовых прутьев, на котором торчат крынки, а на дощатом крылечке... стоит седая худощавая старушка в длинной темной юбке и, прищурив глаза, вглядывается в приближающихся пешеходов, навьюченных узлами.
- Бабушка!.. - первая с криком бросается к старушке Галька и повисаст у ней на шее.
Зина, не дойдя до крыльца, сваливается на завалинку - уже нет сил стоять на ногах.
К удивлению Зины, на крыльце показалась долговязая фигура старшего брата Анны Исаковны и тети Иры - дяди Вани. За ним выбежала черненькая, как цыганочка, маленькая девочка в коротком голубом платьице с куклой в руках.
Незадолго до начала войны дядя Ваня с младшей дочкой - четырехлетней Любочкой - тоже приехал из Ленинграда провести отпуск в Зуе.
- Иван, а мы думали, ты уже в Ленинграде!.. - отдышавшись, с недоумением воскликнула тетя Ира.
- Задержался... Любочка прихворнула, - ответил он с виноватой улыбкой на худощавом, с нездоровым румянцем лице, словно бы оправдываясь. - Все откладывал отъезд со дня на день. Завтра обязательно уеду.
- Опоздал... - кратко бросила брату тетя Ира. - Поезда на Ленинград уже не ходят.
... Не в силах больше заснуть, Зина в полудреме лежала с закрытыми глазами. Рядом чуть посапывала крепко уснувшая Галька. Малышка... Она еще не понимает всего происходящего! Не понимает страшного, что случилось с ними...
Дом начал пробуждаться. Первой, как всегда, встала бабушка. По своей старческой привычке закряхтела, заохала. И вскоре с небольшим ведерком в руках прошла через сени, спустилась по ступенькам во двор. И там послышался ее голос:
- Вставай, родимая!.. Вставай!.. Стой!.. Не маши хвостом...
Зазвенели струйки молока о ведро.
Подоив корову, бабушка стала растапливать печку, теперь уже разговаривая с кошкой, урчавшей над блюдцем с молоком. Немного спустя в сенях появилась тетя Ира в пестром ситцевом халатике. Слегка пошатываясь от сна, с полотенцем в руках, она пошла умываться. Проснулся спавший на сеновале дядя Ваня. Стали подавать голоса и ребята: Ленька, Нестерка, маленькая Любаша.
Когда вся семья собралась за столом, снова возник мучивший всех вопрос: как жить дальше?
- Раз застряли, - рассуждал дядя Ваня, держа на коленях Любочку, - надо сидеть на месте.
- И умирать тоже будем здесь, на месте? - с горькой усмешкой спросила брата тетя Ира.
- Что же ты предлагаешь? Какой выход?
- Был выход... - Не сдержавшись, она заплакала: - Говорила я, нужно немедленно уходить...
Тете Ире теперь казалось, что стоило тогда, в первый день, им тронуться в путь - и они сумели бы вернуться в Ленинград.
- Глупо ты рассуждаешь! - пресек спор дядя Ваня и вышел из-за стола.
Зина сидела, низко опустив голову, кусая губы. Сколько же раз тетя Ира будет вспоминать и попрекать дядю Ваню в том, что они здесь застряли! Хотя он, по существу, ни в чем не виноват, а скорее уж виновата она, Зина, - это она удержала всех!
А случилось это так. На второй день их жизни в деревне стали решать оставаться ли у бабушки, пока события прояснятся окончательно, или, влившись в поток беженцев, не медля, уходить пешком дальше, в сторону Ленинграда. В избе на полу лежали узлы с вещами, на узлах сидели, прижимаясь друг к другу, Галька и смуглолицая Любочка, внимательно прислушиваясь к тому, о чем так громко спорят взрослые.
Тетя Ира и Зина стояли на том, чтобы немедленно уходить.
- Отдохнули немного - и в путь... - настойчиво предлагала тетя Ира. Не будет попутного транспорта, пешком пойдем.
Дядя Ваня с решением медлил.
- Пешком мы всегда сможем уйти... - рассуждал он. - Никто нас не задержит. Но нужно все предварительно точно узнать, продумать. Уйдем, все бросим, а завтра, может, поезда пойдут... - развел он свои беспалые руки.
Контуженный во время финской войны, он отморозил пальцы рук, и мысль идти пешком и нести на себе маленькую Любочку и вещи страшила его.
- Ах как жаль, что не уехал в первые дни! - снова сокрушался он. - Ведь вот, как на грех, тогда Любочка прихворнула, да я был уверен, что немцев не допустят до Витебска.
В их разговоры не вмешивалась только баба Фрося - так звали ребята свою бабушку. Казалось, всецело поглощенная хозяйственными заботами, она все время суетилась, то выходя из избы, то возвращаясь обратно с ведром или чугунком.
- Не хочешь идти пешком, так надо искать подводу, - продолжала убеждать брата тетя Ира. - Не понимаю тебя, Иван... Чего мы медлим, ждем? - уже кричала она.
- Да-а, застряли мы... - растерянно бормотал он, нервно шагая взад и вперед по избе. И наконец решительно высказался: - Подождем до утра. Утро вечера мудренее. Завтра со свежими силами двинемся в путь.
Зина не утерпела и побежала на шоссе, проходившее рядом с деревней. Там стоял сплошной гул. В одну сторону шли беженцы, двигались машины и подводы с эвакуированным имуществом. Навстречу им шли военные машины с боеприпасами и красноармейцами. Возле дороги на обочине канавы лежали скрюченные трупы погибших при бомбежке. На перекрестке толпились люди... Кричали, плакали, ругались... В этой людской сумятице нельзя было ничего понять. Зина уже собиралась вернуться домой, как ее сзади окликнули:
- Зинка!
Перед ней стоял в рваной куртке, заношенных серых брюках двоюродный брат Илья - темноволосый сероглазый паренек, он был всего лишь на два года старше Зины.
Зина радостно бросилась к нему. Они обнялись. Зина торопливо стала рассказывать, как попала в Зую. Но разговор их прервала незнакомая Зине круглолицая девушка, торопливо шагавшая по тропинке.
- Пошли скорее в школу! - окликнула она Илью. - Там все наши собираются.
И он заспешил к ней, кивнув Зине:
- Увидимся.
Зина вернулась домой в еще более подавленном состоянии. У крыльца на нее настороженно глядел дородный петух Иванушка, как его в свое время окрестила Зина, горделиво щеголявший своим золотисто-черным оперением, с мясистой королевской короной на голове.
- Ничего у меня нет, Иванушка, - развела руками Зина. - Не до тебя теперь. Застряли мы... Не можем домой вернуться.
В избе стояла кутерьма, на неподметенном полу лежали неразобранные вещи, валялись обрывки бумаги, какие-то тряпки.
Отчаявшись найти какую-нибудь попутную машину или подводу, тетя Ира раздобыла где-то у соседей тележку-тачку на низких колесах и теперь прикидывала с дядей Ваней, как лучше приспособить ее.