– Я т-те не пойму! – Зина открыла пошире рот, чтобы выкрикнуть очередную порцию хамских претензий, и вдруг замолкла на полувздохе.
Пенсов недоумённо оглянулся. Всё замерло: Зина с полуразинутым ртом, колыхающаяся складка на скатерти, падающая вилка. Пламя свечей перестало светить, но не погасло, а застыло на фитильках лёгкими синеватыми облачками. Только лунный свет продолжал литься как ни в чём не бывало.
Пёс с усилием пошевелился, как бы стряхивая с себя что-то липкое и тяжёлое.
– Извините, профессор, – сказал он. – Зина нервничает… может всяких глупостей наговорить. Пришлось её немного того… притормозить.
– Вы мне объясните, наконец, что происходит? – не выдержал Пенсов.
– Сейчас, сейчас, – пробормотал Дем, поводя носом. – Киса, ты подержишь время, пока мы тут поговорим?
– Да легко, – отозвался Пен и тут же взбеленился: – Какой тебе я киса?
– Ох, прости… уважаемый коллега, – покаянно сказал пёс. – В общем, подержи время…
Пол под ногами качнулся.
Впереди было море, справа и слева – бесконечная полоса белого песка. Сзади – до соснового леса – золотая трава и цветущий белый шиповник обнимались с розовым шиповником на дюнах. Впереди дюны обрывались на пять метров вниз. Внизу за слепящим глаза песком расстилалась аквамариновая бесконечность до горизонта.
Посреди бесконечности торчала голова тюленя.
– Н-да, неплохо, – признал Андрей Валентинович.
Он сидел за всё тем же столиком, только теперь он стоял на вершине дюны. Ветра не было. Свечи горели почти невидимым в солнечном свете пламенем: виден был только быстрый черноватый дымок, льющийся вверх, в солёный воздух.
– Ну так! – гордо сказал пёс. – Фантазия на тему пляжа Маркони Бич. А ей не нравится… то есть ему, конечно, – собачайник встряхнулся всем телом. – Кстати. Как вы насчёт, э-э-э, самогончика? По маленькой?
– Может быть, сначала о делах? – сказал профессор. – Я до сих пор так и не понял, чем обязан…
– Одну стопочку? Пока никто не видит? А то мой коллега, знаете ли, очень нервно относится…
Пенсов понял.
– Ладно, – снизошёл он к сложному положению собеседника. – По одной.
– Сам делаю! – собачайник откуда-то извлёк две стопки, которые моментально заиндевели, после чего привычным жестом задрал ногу.
– Может быть, всё-таки обойдёмся без этого? – раздражённо сказал профессор. – Я понимаю, у вас так принято… но у меня всё-таки чувство, что это какая-то… урина, вы уж извините.
Пёсик, похоже, обиделся.
– Урина! – фыркнул он. – А про говно с морковкой кто придумал?
– Не знаю, о чём речь, но я ничего подобного придумать не мог, – твёрдо сказал Андрей Валентинович.
– В том-то и дело, что вы. Я имею в виду – в романе. Сцена в казахском концлагере. Зине нечего есть, а у начальника лагеря несварение желудка. Она после него перемывает нечистоты и находит съедобные фрагменты. Очень зрелищно.
– Зину пишут человек десять, – терпеливо сказал профессор. – Может быть, кто-то из наших негров?
– Вы, вы писали, – мстительно сказал собачайник. – Собственно, потому-то вы здесь и находитесь.
– Это что же, – сообразил Пенсов, – тот самый «Цыплёнок в табакерке»? Хапузов меня заставил написать такую гадость? Я уволюсь. Есть же какие-то пределы…
– Гм-м. В каком-то смысле заставил, – пёс задумался. – Давайте я вам лучше покажу.
– Что – «покажу»? – профессору это «покажу» очень не понравилось.
– Ну, покажу вероятностную линию, с которой мы вас убрали, – терпеливо пояснил пёс. – Сейчас, секундочку… вот примерно так оно всё и бу…
– Не умничай, пожалуйста, Дементий, – повторил Пенсов-старший. – Есть литература, а есть дерьмо. Читать дерьмо так же вредно, как есть. Я зарабатываю тем, что отравляю мозги дорогих соотечественников. Зина Вагина – это то, чего они хотят. С чем я их и поздравляю.
– Не всё так просто, папа, – сын упрямо мотнул головой, длинные волосы заколыхались. – Например, комиксы, с твоей точки зрения – торжество дурновкусия. Но в киноформате…
– Ты что, «Супермена» посмотрел? – прищурился отец.
– Нет. «Человека-паука». В некотором смысле это шедевр. Мне, правда, мешал цвет, и я его убрал. И поигрался с саундтреками. Но, в сущности, здесь всё уже сделано. Меня больше интересует…
Неожиданно задренчал телефон.
Сын протянул длинную гибкую руку и выудил радиотрубку. Нажал на зелёную пимпицу, лениво поднёс к уху.
– Алё? – сказал он. – Что? Представьтесь сначала… Издательство?.. Хорошо, сейчас передам.