23 марта 1886 года в своем имении Нескучное, что в Курской губернии, в 30-ти верстах от Харькова, скончался отец Зины Лансере (будущей Зинаиды Евгеньевны Серебряковой) Евгений Александрович. Матери Зины — Екатерине Николаевне было только 36 лет, когда она осталась вдовой с шестью детьми, из которых старшим был десятилетний Женя. Это печальное событие, потрясшее глубоко любившую мужа и преданную ему Екатерину Николаевну, перевернуло всю жизнь ее и детей. Через полгода она на время покинула любимое ею Нескучное и переехала с двумя сыновьями и четырьмя дочерьми к своим родителям — Николаю Леонтьевичу и Камилле Альбертовне Бенуа — в их петербургский дом на Никольской улице (ныне улица Глинки). Об этом «доме Бенуа», в котором провела свои детские и отроческие годы Зина Лансере (или Зика, как ее называли в семье), впитав его своеобразный, полный художественных и культурных впечатлений дух, подробно пишет в своих воспоминаниях в главе «Родительский дом» Александр Николаевич Бенуа[5].
Не пересказывая его блестящий и проникновенный текст, хочу все же остановиться на некоторых моментах, сыгравших во многом определяющую роль в формировании Серебряковой — человека и живописца, навсегда оставшихся в ее душе и памяти и во многом повлиявших на ее взгляды и воззрения на искусство. Я не буду повторяться, описывая семью Бенуа, то есть тех ее членов, которых застала маленькая Зина. Скажу только, что она была окружена нежной любовью и заботой не только матери, но и бабушки (скончавшейся, когда Зине исполнилось шесть лет), и деда — Николая Леонтьевича, уделявшего своим внукам большое внимание. Неизгладимое впечатление на девочку производила вся обстановка дома, начиная от прекрасной мебели XVIII века (правда, в ряде комнат смешанной с более поздней, «девятнадцативековой») и кончая, что особенно важно, первоклассными образцами живописи — от ранней копии Иорданса («Король пьет») и сепий Гварди до первоклассных семейных портретов работы известных французских и русских мастеров, великолепных гравюр, акварелей и скульптур. Особенное значение для будущей художницы имело то, что в этом благоустроенном, дышащем любовью и особым уютом доме все рисовали. Я уже не говорю о работах (в том числе о рисунках и акварелях) деда и «дяди Берты» (Альберта Николаевича Бенуа), особенно любившего Зину и внимательно к ней относившегося, о портретных работах ее матери Екатерины Николаевны, в юности ученицы П. П. Чистякова, о настоящей «жизни в искусстве» дяди Шуры и его друзей, будущих мирискусников, но когда ей было восемь лет, старший брат — семнадцатилетний Женя поступает в Школу Общества поощрения художеств, где в 1890-е годы учится у Я. Ф. Ционглинского (а дома много работает самостоятельно, часто с Л. С. Бакстом). Чуть позднее ее второй брат, Николай, принят на архитектурное отделение Академии художеств. К этому надо прибавить постоянные посещения Эрмитажа, особенно желанные, более того, ставшие жизненно необходимыми Зине, у которой очень рано проявляются явные большие способности, а главное, страстная тяга к рисованию.
Девочка на диване (Автопортрет). 1896
Ко времени поступления Зины в Коломенскую женскую гимназию, то есть к началу 1890-х годов, она рисовала уже не по-детски уверенно и серьезно. Ее сохранившиеся альбомы гимназических лет полны зарисовок ее соучениц и учительниц в разных поворотах и позах. Отличает эти такие ранние, по существу еще детские, рисунки твердость и определенность штриха, необычная для девочки десяти — двенадцати лет. Особенно впечатляет и трогает рисунок, исполненный Зиной в подарок дедушке в марте 1896 года (девочке было одиннадцать лет), в котором она, очень смело и энергично, изображает себя на диване читающей книгу. Уже эта работа, при ее законченности, четкости рисунка и умелой растушевке, говорит о незаурядных данных юной художницы.