Возвращались и с западного направления, и с восточного. Уходили целыми бригадами, возвращались поодиночке, искалеченные и обгоревшие, рассказывали нехотя и осторожно, но рассказывали. Так что достоверная информация была. И по информации выходило, что катятся фронты в глубину родной территории. Где катятся, где отползают, где стоят намертво – но не наступают. Среди причин отступления тихо говорили о предательстве. А как не говорить, если дети большинства чиновников – за границей, блаженствуют на курортах стратегических противников?
Война пришла и в саму Копейку. Январской ночью город подпрыгнул от множественного удара, и взвыли сирены радиационной опасности. По городу нанесли удар высокоточным оружием с орбитальных ракетоносцев – оказывается, есть и такие у врага, и много чего еще есть. Защита АЭС с атакой справилась, а вот военному аэродрому досталось, и пара зарядов упала в промзоне, в районе завода «Реактивные системы». А на заводе вовсю работала ночная смена. «Спартак» тогда четко нашел свое место в происходящем. Разобрать завалы, доставить раненых в госпиталь. Организовать экстренное оповещение жителей, питание и теплый ночлег потерявшим жилье, выставить патрули и оцепление, пресечь беспорядки и акты мародерства – появилось в городе и такое, война подняла на поверхность грязную человеческую пену, а патрульную службу полиции сильно проредила отправками на фронт.
Зите приходилось несладко. С уходом майора Каллистратова «Спартак» потерял все материальные ресурсы, спортивно-тренировочные базы, снабжение… потерял все. И все же Зите удалось невозможное – она сохранила организацию. «Спартак» потерял льготы, высоких покровителей, но взамен нашел свое место в жизни. Хмурые ребята с дубинками за поясом были везде, готовые и детей в убежище проводить, и подвыпившим бойцам расчетов ПВО донести правила культурного поведения в доступной и убедительной форме, и много-много чего еще… Спартаковцы были, по сути, самим городом.
Зимой Зита бросила школу. На учебу элементарно не хватило времени. В смысле, не на саму учебу, а на посещение уроков. Так-то Зита продолжала заниматься, выбирала свободные часы между учебой в госпитале, руководством «Спартаком» и работой. Работать пришлось, потому что неожиданно слегла мама. Потускнела, осунулась, похудела буквально за неделю и однажды просто упала, потеряла сознание прямо на работе. Врачи сказали – переутомление. Зита не верила. Что-то случилось в маминой жизни, что-то личное, лишившее ее воли к жизни. Потому что, пока есть воля к жизни, никакому переутомлению человека не сломить, вся ее жизнь это подтверждала.
Она заходила к маме в больницу каждый день. В ее приходы мама почти не разговаривала. Следила за ней, иногда задумчиво, иногда тоскливо, и молчала. И стремительно теряла вес. Только однажды она подала голос – попросила не забирать домой. Понятное дело, собралась умирать. Зита тогда по-настоящему рассердилась и наорала на мать – второй раз в жизни.
– А зачем жить? – равнодушно отозвалась умирающая женщина. – Мужа я в могилу свела нервотрепками, сына от войны не уберегла, хотя могла со своими связями, дочери жизнь искалечила… вот работа была, так уволили. Специалисты не нужны, воровать мешают. Наблюдать, как ломают дело всей моей жизни, я не хочу. А тебе в глаза смотреть – не могу, стыдно. Лучше останусь здесь.
И она отвернулась к стене. Зита остервенилась, потребовала имен.
– Не скажу! – отрезала мама. – Я тебя знаю. Мстить полезешь и пропадешь. Сына потеряла, еще и тебя сгубить? Ты у меня последняя осталась, не позволю!
– Сама узнаю! – пообещала Зита и ушла в слезах.
Мама умерла в феврале. Сказали – случайное отравление радиоактивной гадостью, хватило крупинки. Зита в случайность не поверила. Перед болезнью мама приняла в руководство все коммунальное хозяйство города – очень сытное место для знающих людей…
Попрощаться с ней пришел весь состав ее бывшего участка, все коммунальщики, от дежурного сантехника до главного инженера включительно – но что это могло изменить, если мамы больше не было?