— О, как вы любите нежиться, — восхитился милиционер.
— Не могу отказать себе в удовольствии расслабиться в ванне, — согласился Николай, а то всё носишься как угорелый.
— А вы кем работаете?
— Журналист. Такая моя профессия. Тут, как у нас говорят, волка ноги кормят. Хочешь побольше интересного читателям — больше бегай.
— Пока молод — это хорошо, — согласно кивнул капитан. — Если можно, не скажете, в какой газете вы работаете и где вы были сегодня ночью?
— Чего ж не сказать? — философски ответил Николай. — Работал в редакции, готовя сегодняшнюю сенсацию о событии в казино. Вы её определённо читали, так как только наша «Московская невралька» рассказала о главном и поместила портрет интересующего вас человека. А что весь город опрашивают сегодня?
— Может и весь, не знаю. Нам поручили спросить здесь. А вы, стало быть, как раз из этой газеты. Приятно познакомиться.
Над головой послышались звуки шагов по чердаку. Николай поднял голову.
— Вы и крыши проверяете?
— Не знаю, — уклончиво ответил капитан. — Мне поручили квартиры. А как ваша фамилия?
— Самолётов.
— Имя?
— Николай Степанович.
— Собственно, меня больше ничего не интересует. Вот только скажите на всякий случай, вы ничего не слышали ночью? Может, кто по крыше лазил? У вас оказывается хорошо слышно.
— Нет, у меня не было слышно, потому что, как я вам уже сказал, ночью я работал в редакции, а это в другом районе города.
— Ой, извините! Всё понял. Купайтесь, пожалуйста. Я только с вашего позволения свяжусь по рации с руководством, доложу, что всех обошёл.
— Это уж ваши проблемы. Можете это делать и на ходу. Или подождите меня чуток, и я возьму у вас интервью для следующего номера газеты.
— Вот уж нет, — испуганно возразил капитан. — За интервью мне голову намылят. Как-нибудь в следующий раз.
Но тут же, выйдя с напарником из квартиры, прямо на лестничной площадке капитан достал рацию и стал докладывать, сообщая, кто в какой квартире проживает, и что там делали ночью. Рассказав о последнем визите, собирался спускаться вниз, как из рации донеслось:
— Уточните ещё раз, этот Самолётов работает в «Московской невральке» или «вральке»?
— Он работает в «Московской невральке», делая упор на «не», — повторил капитан. — Та самая газета, в которой портрет поместили.
— Понятно. Тогда постойте на месте, не уходите от квартиры. Я созвонюсь с руководством.
Через несколько минут рация включилась и из неё послышалось:
— Двадцать второй, где вы находитесь?
— Я двадцать второй. Стою на лестничной площадке пятого этажа.
— Оставайтесь там. Объект на месте?
— Да, моется в ванной.
— Хорошо. Буду через пять минут. Никого и ничего.
— Понял. Слушаюсь.
Николай стоял за дверью и слушал. Волнение охватило тело. Начал быстро рассуждать. Через пять минут опять придут. Зачем? Что им известно? Перепрятывать вещи нет времени, да и вряд ли можно было найти что-то лучше? Но вдруг его заберут? Опять же почему и зачем? Они не могут ничего знать.
Сейчас важно сделать одно.
Он подошёл к телефону и набрал номер.
— Маша! Это я. Слушай очень внимательно. Тут какой-то юмор. Ко мне приходили только что в связи с историей. Не знаю, чего они хотят, но ведь это наша газета дала портрет. Их может обеспокоить. Если через пол часа я не позвоню, то забери, пожалуйста, мои материалы для газеты. Поняла?
— Да, а я найду?
— Пойми меня правильно, я сейчас в ванной, говорить некогда, купаюсь и весь в пене.
— Всё поняла, иди.
Когда майор Скориков вместе с капитаном и его напарником лейтенантом входили в квартиру Самолётова, Николай как и прежде лежал в ванне, а пены стало в ней ещё больше. Голова парня вся была в мыле.
Подняв голову на вошедших теперь без звонка, он сделал удивлённое лицо:
— Что-нибудь ещё случилось? А, и капитан снова здесь! Решили всё-таки дать интервью? Это приятно. Сейчас я закончу.
— Да уж, пожалуйста, заканчивайте и поскорее. Мы хотим пригласить вас для беседы в управление. Там и ваше руководство уже сидит в ожидании. Так что вытирайтесь, а мы с вашего позволения оглянем квартирку вашу.
— Хотите сказать, произведёте обыск, что ли?
— Да нет, какой обыск? Зачем? У нас и ордера нет. Просто интересно, как живут холостые журналисты.
— Вы знаете, что я холостой?
— Служба такая. Должен знать.
— Да вы смотрите, что хотите. У меня ничего кроме черновиков опубликованных статей и книг нет. Ничего запрещённого, тем более, что сейчас у нас ничего не запрещают.