Николай продолжал рассматривать комнату. Внимание привлекло неожиданное. Над письменным столом на стене висела, прилепленная скотчем фотография Зивелеоса в воздухе, которую сделал Олег Пригоров во время спасения Татьяны. Её не было в газете. Значит, Олег принёс снимок специально для Тани.
Глядя на фотографию, стало смешно. Почему-то ни ему, ни Маше или Тарасу Евлампиевичу не пришло в голову сфотографировать Николая в полёте. Так все увлечены были самим процессом эксперимента, что о рекламе и не подумали. Размышления Николая прервались голосом:
— Здравствуйте. Ну, наконец-то вы здесь.
Николай резко обернулся и приложил палец к губам. Он не хотел, чтобы она произносила имя Зивелеос.
— Не называйте меня, — прошептал он.
В то же время всё тело Николая охватило необычное ощущение беспомощности перед этой бесшумно вошедшей девушкой. Ощущение возникло по причине странно спокойного голоса хозяйки квартиры. Можно было подумать, что она давно ждала появления Зивелеоса и удивлялась его долгому отсутствию. Вспомнилось, как Николай прижимал к себе плачущую девушку, когда она внутренним женским чутьём догадывалась, что Николай и есть Зивелеос, и он с трудом боролся с собой, чтоб не признаться в том, что она права. Тогда Таня плакала. Сейчас всё обстояло иначе.
Она словно всё знала и была давно знакома с Зивелеосом.
— Садитесь, — приказала она, — а я запру дверь, чтобы никто сюда не вошёл. Я специально не закрывала балкон.
Она ждала его. Это было ещё большим счастьем, чем счастье от полёта. Да и ни в какое сравнение не могло войти то, что охватило душу и всё тело, что перехватывало дыхание. Девушка казалась совершенством красоты. И оно, это совершенство, ожидало встречи с ним, начинало им распоряжаться.
— Я просила вас сесть.
Николай сел на стул возле письменного стола.
— Вот и хорошо, — обрадовалась Таня, опускаясь «именно опускаясь, а не садясь, — подумал Николай» на кровать и беря себе на колени куклу.
Николаю пришло в голову, что они обе восхитительно прекрасны — Таня и её кукла — и чем-то похожи друг на друга. И будто стремясь подтвердить ещё больше мысли Николая, Таня начала быстро расплетать косы своей любимицы, затем, дотянувшись до трюмо, взяла с тумбочки одну из расчёсок и стала приводить в порядок длинные золотистые волосы, позволяя им рассыпаться по плечам точно так же, как лежали сейчас волосы девушки.
Они сидели и молчали, прислушиваясь не то к стуку своих сердец, не то к старинным ходикам, висящим на стене, тикавшим непривычно громко в повисшей тишине.
Таня закончила работу над причёской, наклонила куклу на спину, чтобы откинуть волосы. Та одобрительно сказала «ма-ма» и девушка посадила куклу на кровать. Лишь после этого она вопросительно посмотрела на Зивелеоса.
— Хотите чаю или кофе? Я приготовлю. А вы пока разденьтесь. Что же вы паритесь?
До Николая только теперь дошло, что он не может даже раздеться, не раскрыв себя, своего настоящего имени.
— Нет, Танюша, — сорвалось с его губ помимо всякой воли это ласковое обращение, — не могу, не имею права. И чай пить, пожалуй, не буду.
— Что же вы так и будете со мной всегда, как мистер икс?
— Не знаю, Танечка, не знаю, — произнёс Николай, и в голосе его явно звучала грусть. — Нет, конечно, не всегда. Придут другие времена, а пока будем знакомы так, как есть.
Николай глубоко вздохнул, словно собираясь с силами. Ему нужно было преодолеть себя. Хотелось остаться с девушкой, прикоснуться к ней, говорить с нею, читать стихи, но… было но. Кроме всего прочего, в комнате могли быть установлены жучки, о чём он подумал сразу, когда услышал Танино приветствие. Если их слышат и догадаются, что здесь Зивелеос, Тане будет очень трудно. Нельзя было не только раскрываться, но и говорить о планах что-то конкретное.
— Таня, — начал Николай, — я слышал, вы говорили с девочками о суде. Разве намечена дата?
— Намечена, — сказала Таня, и тут же погрустнела. — Суд должен состояться завтра. Они очень спешат. Думаю, у меня ничего с моим заявлением не получится. Слишком большие люди стоят за этими негодяями.
— Конечно, — согласился Николай. — Но вы не сдавайтесь. Там ведь будут ваши друзья?