— Молодой человек, понимаю вашу влюблённость. Однако напоминаю, что вы обязаны контролировать себя, как бы ни было трудно. Во имя счастья той же девушки будьте, пожалуйста, внимательны и осмотрительны. Не делайте глупостей. Вы рождены для больших дел. Не сломайте всё сами. Желающих помешать нашим планам и без того предостаточно.
Обогрев пространства в оболочке протонов и нейтронов тоже был изобретением Наукина. Небольшая ампула с заключённым в неё водородом через особую систему выпускала газ, который, соединяясь с воздухом, создавал тепло.
Так что Таня чувствовала себя очень комфортно, хотя и не думала о том. Её мыслями владел Зивелеос, который к её великому сожалению сказал то, что должен был сказать рано или поздно:
— Танюша, надо возвращаться домой. Но скажите мне, где будет проходить судебное заседание.
— Вы хотите туда прилететь?
— Танечка, — взмолился Николай, — я очень прошу не задавать мне вопросов. Всё что можно, я скажу сам.
— Хорошо, — покорно согласилась Таня. В воздухе она полностью подчинялась Зивелеосу. — Заседание будет не в нашем районе, а в Черёмушкинском суде Юго-западного района. Это на улице Кржижановского.
— Ладно, — сказал Николай. — Это не имеет большого значения. Танюша у меня к вам одна просьба. Я вам сейчас надену на руки часы. Это мой подарок вам.
— Ну что вы! — начала возмущаться Таня.
— Нет-нет, очень прошу взять их, но не только взять, а и не снимать никогда, ни при каких обстоятельствах. Это очень важно.
— Они что, вроде амулета? — спросила Таня, смущённо подставляя освобождённую из-за спины левую руку, продолжая правой крепко держаться за Талию Зивелеоса.
— Что-то вроде того, — согласился Николай, направляясь прямо к балкону.
Оба они за время полёта так и не рискнули сказать друг другу «ты». Оба боялись обидеть фамильярностью. Оба не хотели расставаться, но время неумолимо шло вперёд. Впереди предстоял суд.
Не суди, да не судим будешь
Таня не снимала часы даже, когда легла спать. И так показалось ей, что она всю ночь продолжала летать с Зивелеосом. Они проносились среди звёзд, трогали луну руками, останавливались и ходили по млечному пути. Ночной полёт не кончился, даже когда на ухо кто-то ласково сказал:
— Таня, крошка, вставай. Пора, детонька.
Так могла говорить только бабушка, и, значит, не прекращающаяся ночь с прекрасными бусинками звёзд на небе снились, но Таня никак не могла в это поверить, так как она точно знала, что всё это было на самом деле.
Но бабушка настойчиво повторила свою просьбу:
— Кисонька, вставай же. Что это с тобой сегодня? Никак не разбужу.
И кисонька, крошка, детонька, наконец, открыла глаза, и счастливое состояние души от нескончаемого полёта сменилось неожиданно страхом от того, что предстояло ей через несколько часов. Ведь кроме подруг и любимых преподавателей на суде обязательно будут те самые парни, которые хотели сделать с нею самое ужасное. Они могли убить её. Как она будет смотреть на них? Они же всё врут, а хватит ли у неё сил не расплакаться? Сможет ли она убедить судей в своей невиновности? Но всё ведь так очевидно. Конечно, судьи должны понять.
Таня посмотрела на подаренные часы. Может, они помогут ей быть спокойной?
Зал, точнее комната, в которой должно было состояться судебное заседание, находилась на пятом этаже серого невзрачного на вид здания. И лестничные пролёты в нём были старые, обшарпанные. Лифт работал, но имел вид не лучше лестниц. Да и комната, в которой уже собрались друзья и недруги, не представляла из себя того, что, казалось, должно было быть воплощением строгости, опрятности и какой-то, возможно, роскоши из уважения перед Законом с большой буквы. Напротив, всё выглядело до удивления будничным, как в сельской хате, куда собрались покалякать сельчане по поводу того, что бабка Агрипина уронила в колодезь Варькино ведёрко, когда доставала себе воду, а та плюнула со злости в Агрипину, да попала в ведро односельчанки, которая не сдержалась и выплеснула воду на обидчицу, и вот, что теперь делать, кого в чём винить, собрались бабы и деды.
Четверо молодцев, которые совсем не похожи были на таковых, когда улеглись на асфальте, разбросанные Зивелеосом, теперь сидели несколько особняком, но все улыбались чему-то, и чувствовали себя бодро, хотя у одного шею охватил коричневатого цвета бандаж, под которым скрывался, очевидно, гипс, а другой при ходьбе поддерживал себя костылями.