— Когда я впервые попал в Гарвард…
В этот момент я осознала, что оказалась в затруднительном положении.
Что-либо делать до окончания этого фарса не имело смысла, поэтому я аккуратно прошла в конец комнаты к Одри.
— Если я выйду ненадолго, это будет очень невежливо?
— Только не по главной лестнице, там ты будешь как на ладони. Куда хочешь попасть?
— В книги по кулинарии? — это было единственное, что могло меня успокоить.
Одри провела меня в конец коридора по лабиринту стеллажей. Очевидно, мы оказались в противоположном конце от главной лестницы и автора бестселлера. Одри остановилась перед дверью, на которой красовался плакат с Ганнибалом Лектером.
— Мне бы кулинарную книгу другого автора… — робко заметила я.
— Тише, нас не должны услышать, — прошептала Одри.
Очевидно, она опасалась прервать занудливого рассказчика, который в этот момент размеренно вещал:
— Колледж — это капиталовложение. Вы вкладываетесь во что-то…
— Два пролета вниз — и ты в разделе кулинарии, — прошептала Одри.
— А что в той витрине, где наклеен плакат с Джулией Чайлд?
— Дверь оформили под дверцу холодильника, — подруга обернулась на автора и задумчиво добавила: — Я со всем разберусь. Думаю, это не продлится дольше тридцати минут.
Я поблагодарила Одри за содействие и решительно открыла дверь с Ганнибалом Лектером, которая тут же с глухим стуком захлопнулась за моей спиной. Наслаждаясь внезапным побегом, я быстро отыскала нужный этаж. Оказаться в разделе кулинарных книг было все равно что попасть домой. Я нашла рецепт пирожков, затем углубилась в изучение богато иллюстрированной книги по итальянской кухне. Один из подразделов кулинарии назывался «Воспитываем вкус». Держа в руках одну из книг, я села в кресло напротив окна и задумалась.
Кажется, ко мне возвращалось хорошее самочувствие. Но что значило для меня воспитание вкуса? Я не получила должного образования в кулинарии — только самообразование. Но кулинария стала моей жизнью. Да, меня учили по книгам Чосера, Мильтона и Шекспира, и это было замечательно. Ну, не считая Мильтона. Однако в бизнесе природная сообразительность оказалась куда важнее образования. Чем, в конце концов, мне могло помочь знание ранних воззрений Фрейда?
Так что я была образованна, а в чем-то самообразованна. Частично. С этой прекрасной мыслью я направилась к кассе. Мне хотелось купить книгу с рецептами итальянской кухни. Внезапно я поняла, что сумочка осталась наверху. В кармане передника у меня всегда лежала двадцатка на случай непредвиденных расходов. Я залезла в карман и с удовлетворением обнаружила там плату за сегодняшний банкет — на книгу уж точно должно хватить.
Поднявшись наверх, я открыла дверь с Ганнибалом Лектером и с удивлением обнаружила за ней Тома Шульца.
— Один последний вопрос, — сказал писатель, а через несколько секунд его уже окружили агрессивно настроенные родители — каждый из них мечтал первым прорваться к эксперту, чтобы подписать книгу. Одри и еще несколько работников магазина начали убирать стулья.
— Рада тебя видеть, — поприветствовав Шульца, я посмотрела на царящую в зале неразбериху и добавила: — нужно помочь им.
Шульц отрицательно покачал головой.
— Еда закончилась, народ расходится по домам, а ты сейчас должна передать мне диски, чтобы я успел привезти их в департамент до наступления ночи.
— О Господи! — вскрикнула я.
Идиотка! Клиническая идиотка! Как я могла оставить их в сумке и не взять с собой? Я влетела на кухню. Сумочки не было. Я повернулась к Одри.
— Ты видела мою сумочку?
— Да-да, — высокомерно ответила Одри и с металлическим скрипом отодвинула в сторону стул, — только не стоит вот так оставлять ее на виду, Голди. Выпускники имеют не лучшую репутацию, вполне могут что-нибудь украсть. Я, например, беру сумочку, только когда мне нужно иметь с собой бумажник, а ключи и вовсе ношу всегда при себе.
Подруга прошла к шкафу и вернулась уже с сумкой. Я буквально выхватила ее из рук Одри. Диски лежали на месте.
Я протянула диски Шульцу. Он молча забрал их, ничего не сказав про вечер. Возможно, он не хотел приходить. Я почувствовала себя растерянной, словно переступила через невидимую запретную границу.
Словно прочитав мои мысли, Шульц прошептал:
— Как насчет того, если я приеду к тебе часа через полтора?