— Теперь мы уходим, — говорит за всех Карен.
И Старшие удаляются во тьму — куда тише, чем явились. Исчезают совсем.
Остались на этой планете я, мои охранители и парочка исламоименных африканцев: Зульфия и Салих.
— Ну что, господин магистр-без-обязанностей, одни права, попробуем, что ли, упиться столовым кумысом? Или рискнем вдарить по пиву? — говорит наш криминально-компьютерный гений.
— Нет, правда, Ролан-ини, нам всем стоило бы устроить разрядку, — поддакивает Зульфия. — Пока не вечер. Эти почтеннейшие призраки иных времен…
У меня натурально отвешивается челюсть.
— Ну, Зали, — укоризненно говорит ей Салих, — нельзя же так, совсем без перехода. Возьми себя в руки и объясни господину экс-магистру толком. Ты ведь умница — мировой экономический кризис одной левой разгребешь, только что это никому на хрен не нужно.
— Ах, я не волшебница, я только учусь, — жеманно произносит Зульфия.
Безымянная парочка в арьергарде улыбается.
— Ой, разрешите наконец представить: Оливер и Альда, — приветственным жестом указывает на них Зальфи. — Крутые айкидошники и по совместительству — стратены-политологи. Боюсь, что некто выбрал их не по причине великих талантов, а ради поэтического созвучия с вашим именем.
— Ага, «Песнь о Роланде», — догадываюсь я. — Отважный друг и верная невеста.
Мы спешно забросили свои тела в молочное кафе, где мне популярно разъяснили, что моему «спасланию» (Оливер стащил термин из заходеровского «Винни-Пуха») уже ничто не грозит, даже тройная порция конской лактозы. И, скорее всего, вообще не грозило: а теперь его уж точно развернули и прочли. Но это не столь важно.
— А важно то, что мне перед питием стоило бы отлить, — отвечаю я. — Там, на заседании Верховного Совета, был один критический момент…
Всеконечно, они смеются, и я получаю передышку, чтобы за деревянной ширмочкой с унитазом в стиле биде поразмыслить, вынесет ли наперсток моего желудка хотя бы рюмашку горячительного. Писать мне вроде и не хотелось, но ради отмазки я выдавил из себя какую-то поганую каплю.
— Нынешний Совет обходится без магистра и по этой причине состоит из Девяти, — начинает Зульфия свою проповедь, едва я упел приземлиться рядом. — Нам понадобилось вызвать Пребывающих в Иномирье и подкрепить их двумя самыми молодыми и не обюрократившимися членами действующего легената. Странники, те, кто был высшими легенами при Та-Эль Кардинене, как и она, способны проживать заново все состоявшиеся жизни, как мы читаем книгу. но в здешнюю могут проникнуть лишь тени, которые они отбрасывают во времени.
— А если учесть, что с легкой руки Мастера Борхеса Истинной Книгой слывет только та, что постоянно меняется, — дополнил ее слова Салих, — играют наши старички до жути прикольно.
— Что надо сказать насчет приговора? А, мы ведь все неожиданно смертны, — продолжает Зальфи. — Вам подарили не сам итог, а несколько большую его предопределенность. И то, можно сказать, вы сами притянули его к себе. Для простых людей проблему составляет смерть, для вас — непрестанная жизнь, что, по-моему, куда худшее бремя. Нормальный человек не стремится умереть, поскольку от этого никуда не денешься. В том, что вы, Ролан, этого не страшитесь — нет греха. «Есть ли смысл бояться неизбежного?» — сказал один писатель.
— Вот дотянуть до самой гибели земного шарика или вообще тепловой смерти Вселенной — перспектива, по правде говоря, неутешительная, — вставляет Салих. — Все вампиры ее боятся, по-моему, на уровне этой… коллективной подсознательности. Вот вы и несли этот груз вместе с магистерским кольцом. Которое, вам бы знать, по своей природе выводит наружу общие проблемы и всеобщие заклятья.
— Первородная вина вампирского сообщества, — с умным выражением кивает старший из политологов. — Рабочее название моего курсовика.
— Кто упорствует в своем существовании — не живет. Лишь кое-как существует, — говорит юная Альда. — Нас обучают не отличать пораженья от победы, награды от наказания и в конечном счете аверса земного бытия от его реверса.
— Насчет медицины, — продолжает Зальфи. — Главная задача — как следует обеспечить специфику вашего существования. Дневное кормление. Персональные энзимы. Переливания крови. Иные наработки наших бессмертных коллег.
— Фу, что за казенный язык! — перебивает Салих. — В общем, не волнуйтесь, господин хороший: укокошить вас — далеко не самая насущная проблема. Это уже вам присуждено, то есть суждено и вообще ваш личный рок, о коем русский поэтический гений не зря изрек, что «Fatum non penis, in manus non recipis». Вот обеспечить достойный уровень проживания в затворе — это нечто, я вам скажу. Альди на днях принесет вам лично манускрипт из двух сотен страниц, извольте изучить на досуге. Пропуск на все горизонты, кроме тех, где своды пошатнулись. Апартаменты величиной с нехилый гарем. Пергамены, манускрипты и инкунабулы — без ограничений. Лучшее железо в мировой практике. Ну и достойное одевание и пропитание. Большой-пребольшой мешок пряников от фирмы «Санта и Компания».