Зрачки Фозерингея сузились. Он сказал, сдержанно и размеренно: «Хорошо. Два миллиона. Теперь мы поднимемся на крышу и поужинаем. Тем временем ты получишь указания».
II
Они медленно парили под куполом в зеленоватом пластиковом пузыре. Под ними простирался коммерческий фантастический ландшафт далекой планеты: серый газон, сучковатые красные и зеленые деревья, отбрасывающие контрастные черные тени, пруд, заполненный флюоресцентной зеленой жидкостью, клумбы экзотических цветов, грядки грибов.
Пузырь потихоньку дрейфовал в воздухе – по всей видимости произвольно – то высоко, под почти невидимым куполом, то низко, под кронами деревьев. Блюда, вместе с бокалами охлажденного вина и подмороженного пунша, появлялись одно за другим в центре стола.
«Чудесно и роскошно!» – думала Джина. Но почему бы Фозерингей тратился на нее? Может быть, он испытывал романтические чувства… Она поиграла с этой мыслью, тайком наблюдая за ним. Такое допущение представлялось неубедительным. Фозерингей не делал никаких ходов, характерных для флирта. Он не пытался очаровать ее любезностью или впечатлить показной мужественностью. Джина вынуждена была раздраженно признать, что ее собеседник выглядел… безразлично.
Она поджала губы. Происходящее приводило ее в замешательство. Она попробовала привлечь внимание полуулыбкой со взглядом искоса из-под опущенных ресниц.
«Не старайся зря, – посоветовал Фозерингей. – Когда ты поднимешься на станцию, тебе понадобятся все твои уловки».
Джина вернулась к ужину. Через минуту он спокойно сказала: «Мне было… любопытно».
«Теперь ты знаешь».
Джина попробовала дразнить его, пробудить в нем какие-то эмоции: «Знаю – что?»
«То, что вызывало у тебя любопытство – что бы то ни было».
«Пфа! Мужчины, как правило, одинаковы. У каждого одна и та же кнопка. Стóит ее нажать – и все они прыгают в одну и ту же сторону».
Фозерингей нахмурился, прищурился, бросил на нее оценивающий взгляд: «Возможно, ты еще не настолько повзрослела, как может показаться».
Джина напряглась. В каком-то необычном, не поддающемся определению смысле разговор приобрел огромное значение – как если бы ее способность выжить зависела от ее уверенности в своей искушенности, от умения приспосабливаться.
«Что вы имеете в виду?»
«Ты делаешь допущение, свойственное всем хорошеньким девушкам, – с едва заметным презрением ответил он. – Я думал, ты умнее».
Джина нахмурилась. Ее жизненный опыт мало располагал к абстрактному мышлению: «У меня никогда не было возможности наблюдать другую реакцию. Хотя я готова признать, что могут существовать исключения… Это своего рода игра – и я еще никогда не проигрывала. Даже если я заблуждаюсь на свой счет, до сих пор мне не приходилось платить за ошибки».
Фозерингей успокоился: «Тебе повезло».
Джина потянулась, выгнувшись всем телом, и улыбнулась так, словно ей пришла в голову забавная мысль: «Называйте это везением, если хотите».
«Когда имеешь дело с Эрлом Эйберкромби, везение не помогает».
«Вы первый произнесли это слово. На мой взгляд, удачливость – своего рода талант».
«Тебе придется пользоваться мозгами, а не только инстинктами». Поколебавшись, он прибавил: «По сути дела, Эрлу нравятся… странные вещи».
Нахмурившись, Джина сидела и ожидала дальнейших откровений.
Ее собеседник с прохладцей заметил: «Ты размышляешь о том, как лучше всего было бы задать вопрос: „Что во мне странного?“»
Джина резко обронила: «Мне не нужно объяснять, что во мне странного. Я и сама это знаю».
Фозерингей не высказал никаких замечаний.
«Я надеюсь только на себя, – продолжала Джина. – Во всех мирах, населенных людьми, я ни за кого не дам ломаного гроша. Делаю, что хочу, и никто мне не указ». Она внимательно следила за реакцией Фозерингея. Тот безразлично кивнул. Джина подавила приступ раздражения, откинулась на спинку стула и принялась изучать собеседника так, будто он был экспонатом за стеклянной витриной… Странный молодой человек! Интересно, он когда-нибудь улыбается? Его поведение напомнило Джине о фибратах из системы Капеллы – согласно неподтвержденным слухам, они умели вживляться в спинной мозг человека и контролировать его мышление. Холодность Фозерингея была достаточно необычной, чтобы в нем можно было заподозрить манекена, управляемого инопланетным паразитом… Но капелланский фибрат мог успешно манипулировать только одной рукой, а не двумя одновременно. Фозерингей держал в правой руке нож, а в левой вилку. Гипотеза не подтвердилась.