Официальное название полицейского участка в Калузе — Служба общественной безопасности. Об этом и говорила надпись на наружной стене здания. Справа на металлических входных дверях коричневого цвета не сразу заметишь буквы помельче: «Полицейское управление». Здание было построено из кирпича коричневого цвета различных оттенков, и его строгий архитектурный фасад портили узкие, похожие на бойницы окна. Для Калузы это обычное явление, потому что в летние месяцы здесь стоит нестерпимая жара, и широкие окна не дают ничего, кроме духоты и зноя.
Я вошел внутрь здания и решительно направился к тому, что, по всей видимости, являлось столом регистрации. Одна из девушек сообщила мне, что детектива Юренберга и доктора Парчейза я найду на третьем этаже, а затем позвонила Юренбергу, чтобы известить его о моем приходе. Он вместе с Джейми встретил меня около лифта. Юренберг был серьезен и смотрел с сочувствием. Он произнес:
— Я уже выразил доктору Парчейзу свое сожаление по поводу случившегося.
— Я бы хотел поговорить с Майклом, — сказал я. — Наедине, Джейми.
— Это самое лучшее, что можно придумать, — отозвался Юренберг, кивнув. Я не сомневался, что его расстроил арест двадцатилетнего Майкла Парчейза. Он казался человеком, которому нелегко скрывать свои переживания. Он был расстроен тем, как обернулось дело, и это ясно читалось по его лицу и поникшей фигуре. Руки он держал в карманах. Он, казалось, не стыдился того, что мы собрались здесь ярким солнечным днем, чтобы распутать кровавую тайну прошлой ночи.
— Хорошо, — согласился Джейми, — но, если можно, я бы хотел увидеться с ним, прежде…
— Да, можете поговорить с ним перед тем, как мы станем его допрашивать, — сказал Юренберг. — Но потом останется только его адвокат, если он захочет.
— Мне, может быть, придется вызвать адвоката по уголовным делам, — заметил я.
— Если мальчик так пожелает, я не возражаю.
— Вы с ним уже говорили?
— Что вы, конечно, нет, сэр, — обиделся Юренберг.
— Вы сказали, что он сознался в совершенных убийствах…
— Да, но только полицейскому, производившему арест. Следствие находилось на предварительной стадии, и от полицейского не требовалось рассказывать уголовный кодекс. Как только его доставили к нам, мы сразу же сообщили мальчику о его правах. Он попросил, чтобы мы позвонили его отцу, и в конце концов мы связались с доктором Парчейзом в вашей конторе.
— Хорошо, — сказал я, — пожалуйста, разрешите нам поговорить.
Он проводил меня в большую приемную, где наискосок от входа возвышался, как огромный перископ, оранжевого цвета подъемник для писем. Прямо против нас у стены был стол, за которым сидела девушка и с яростью стучала на машинке. Часы на стене над ее головой показывали двенадцать пятнадцать.
— Он в кабинете капитана, — сказал Юренберг. — Доктор Парчейз, если вы присядете, я попрошу кого-нибудь принести вам чашку кофе. — Он указал на банкетку, а затем провел меня мимо американского флага туда, где в небольшом тамбуре была пара дверей под прямым углом друг к другу. Он открыл левую дверь, и я вошел в комнату. Замок за мной защелкнулся.
Сначала я подумал, что кабинет пустой. Напротив у стены стоял стол с вращающимся стулом, обитым искусственной кожей зеленого цвета. На обшитой панелями стене над столом висело несколько дипломов в рамках. Сбоку от стола книжный стеллаж, на верхней полке — кальян. С фотографий в рамках смотрели жена капитана и его дочери, как я догадался. Вдруг боковым зрением я заметил Майкла Парчейза, сидящего на стуле справа от двери.
Он сидел уперев локти в бедра, ладони стиснув перед собой, голову опустив вровень с полированной поверхностью стола капитана. Он не поднял глаз, когда я приблизился, а сидел по-прежнему, уставившись на полированную крышку стола, где были разложены в ряд полдюжины поляроидных фотографий, образуя серию порнографических открыток. На Майкле были окровавленные голубые джинсы и залитая кровью белая тенниска. Его сандалии были покрыты коркой из засохшей крови, перемешанной с песком. В спутанных черных волосах застряли песчинки, на щеке — запекшаяся кровь, на мочке уха — тоже.
— Майкл, — обратился я к нему.
Он взглянул на меня — его карие глаза выглядели огромными на узком лице, — слабо кивнул и снова уставился на фотографии негритянки. Я не мог поверить, будто он действительно их рассматривает. Просто он не хотел встречаться со мной взглядом.
— У меня к тебе несколько вопросов, Майкл.
Он снова кивнул.
— Это ты убил Морин и своих сестер?
Он утвердительно кивнул.
— Майкл, я хочу, чтобы ты заговорил. Я хочу, чтобы ты ответил — да или нет. Ты убил Морин?
— Да, — ответил он. Голос у него был хриплым. Он прокашлялся и повторил: — Да.
— И девочек?
— Да.
— Кому ты об этом рассказал?
— Полицейскому.
— Какому?
— Который меня арестовал.
— Где это произошло?
— На пляже Сабал.
— В какое время?
— Около десяти… Точно не знаю. У меня нет часов.
— Ты рассказал только ему?
— Да.
— Майкл, — сказал я, — я хочу пригласить для тебя адвоката по уголовным делам. Я недостаточно подготовлен, чтобы самому вести подобные дела, поэтому хочу пригласить человека с соответствующей подготовкой. Лучшим адвокатом в городе по уголовным делам является, вероятно, Бенни Фрейд. Я собираюсь пригласить его сюда немедленно.
— Нет, — отрезал Майкл и отрицательно покачал головой.
— Я советую тебе как твой адвокат…
— Вы не мой адвокат, и вас никто не звал. Мне ни к чему ни вы, ни ваш адвокат по уголовным делам. Это я их убил.
— В этом штате за убийство первой категории полагается…
— Вот и прекрасно…
— Электрический стул.
— Отлично.
— Майкл, тебя вот-вот начнут допрашивать, и прежде я хочу пригласить Бенни. Он мой друг, и я абсолютно уверен, что…
— Он мне не нужен. Не вызывайте, потому что мне он ни к чему.
— Припомни, что именно ты сказал полицейскому, который тебя арестовал.
— Не помню.
— Ты говорил, что кого-то убил?
— Да.
— Ты сказал именно так? Что убил Морин Парчейз, Эмили Парчейз и Еву Парчейз?
— Нет, не так.
— Что же ты сказал — можешь вспомнить?
— Сказал, что это сделал я.
— Что?
— Убил их.
— Это твои точные слова? Ты так и сказал: «Я это сделал, я их убил»?
— Какое это имеет значение? — вдруг закричал он и вскочил с места. — Это сделал я, я это сделал, ясно? Ну, чего вы еще хотите?!
— Хочу знать в точности, что ты сказал патрульному полицейскому.
— Он набрел на меня в лесу, вот. Я спал там.
— Где именно?
— На пляже Сабал. В сосновом бору, выходящем прямо на пляж. В северной части.
— Рядом с домом твоего отца?
— Да. Можно пройти до конца Джакаранда-Драйв, пересечь Уэст-Лейн — и вы очутитесь там. Когда меня разыскали, я спал как убитый.
— Он тебя разбудил?
— Да.
— И ты утверждаешь, что это было около десяти часов утра?
— Я уже говорил: у меня нет часов. Приблизительно около десяти.
— Ладно, разбудил. О чем он тебя спросил?
— Он спросил, что я здесь делаю. Я сказал: просто сплю.
— Что потом?
— Он спросил, есть ли у меня удостоверение личности. Я предъявил ему водительские права. Он взглянул на фотографию — когда я фотографировался, у меня была борода. По этому поводу он сделал замечание — не помню, что именно… Послушайте, какой в этом смысл, можете вы мне сказать? Ради Бога, давайте с этим покончим!
— С чем?! Майкл, пойми, тебе предъявят обвинение в убийстве!
— Не беспокойтесь, я в курсе дела.
— Расскажи мне подробнее о своей встрече с полицейским.
— Зачем?
— Мне надо знать, что именно ты рассказал ему. Я хочу понять, что именно навело его на мысль, будто ты убил Морин и…
— Навело на мысль? — воскликнул Майкл, закатил глаза и затряс головой. — Какая, к черту, мысль? Это факт! Я действительно их убил. Неужели не понятно. Я их убил, а теперь я хочу признаться и покончить со всем этим. Вот мое единственное желание. А вам зачем-то надо знать, что я рассказывал полицейскому! Да вот это самое, что я их убил. Я и вам это рассказываю. Что их убил я.
— Это твои точные слова?
— Никогда не стоит вилять, верно ведь? — проговорил Майкл и устало вздохнул. — Я показал ему права, так? Он обратил внимание на бороду, правильно? При этом он спросил, не бреюсь ли я, и я ответил утвердительно. Тогда он спросил, не зовут ли меня Майкл Парчейз, и я ответил: «Да, так меня и зовут». Он посмотрел на меня и спросил, не родственник ли я доктору Парчейзу, и я ответил: «Да, его сын». Тогда он спросил: «Майкл, а давно ли ты в этом лесу?» — «Не помню, — ответил я, — просто зашел сюда, наверное, заснул». Он спросил, когда я зашел в лес, а я ответил, что, наверное, прошлой ночью. Тогда он спросил: «Майкл, откуда у тебя эти кровавые пятна?» Я посмотрел на него, он… он смотрел мне прямо в глаза и снова спрашивал: «Откуда у тебя эти кровавые пятна, Майкл?!» И я просто кивнул и ответил: «Ладно, это сделал я».
— А потом?
— У него на поясе была переносная рация, по которой он вызвал напарника и сказал, что задержал убийцу.
— Он употребил именно этот термин?
— Какой термин? Убийца?
— Да.
— Не знаю. По-моему, «убийца» или «насильник», точно не скажу.
— Ладно, Майкл, теперь послушай меня. Если тебе не нужен адвокат, который будет более полезен, чем я, тогда прислушайся к моим словам и сделай так, как я прошу. Юренберг собирается допросить тебя относительно прошлой ночи. Я хочу, чтобы ты на эти вопросы не отвечал. Это в твоих интересах. Они уже ознакомили тебя с твоими правами, и я уверен, что они не забудут о них, перед тем как начать допрос, а потом еще раз скажут, что ты можешь молчать, это твое право. Не надо, чтобы по этому поводу распространялись всякие слухи. Ни единого слова. Ты меня понял?
— Понял, — ответил он, — но это все не то.
— Майкл…
— Мне надо все рассказать…
Джейми ждал меня у дверей. Я слово в слово передал ему все, что рассказал Майкл. Он кивнул головой и спросил у Юренберга, нельзя ли ему поговорить с Майклом. Юренберг разрешил. Как только дверь закрылась, я обратился к детективу:
— Мистер Юренберг, парень хочет сделать заявление вопреки моему совету. Я ничего не могу поделать, но на допросе я бы хотел присутствовать.
— Ничего не имею против, — отозвался Юренберг. — Пока с ним разговаривает его отец, я хотел бы кое-что обсудить с вами. Во-первых, я поговорил с некоторыми участниками той игры в покер прошлой ночью и выяснил, что доктор, когда уходил, был не в проигрыше, а, наоборот, выигрывал порядка шестидесяти — семидесяти долларов. При этом сказал партнерам, что устал, хочет добраться домой и отоспаться. Не очень-то похоже на человека, который после этого в течение полутора часов прохлаждался в баре. Я не знаю, куда он отправился после игры в покер, но знаю теперь, что он лгал, когда утверждал, будто был в проигрыше. Полагаю, про бар «Наизнанку» — тоже выдумки.
— Мне пока не удалось связаться с барменом, который дежурил прошлой ночью, — продолжал Юренберг, вздохнув, — но зато сегодня утром я поговорил с владельцами бара. Это славная супружеская пара, они сказали, что вчера в то время в баре находилось всего пять-шесть человек. Так вот, если я предъявлю фотографию доктора или даже просто обрисую его бармену или посетителям, кто-нибудь опознает его, если он там действительно был. А пока что мне просто интересно, зачем он солгал. Полагаю, вы его уже спрашивали, не имеет ли он отношения к убийствам?
— Да, спрашивал.
— И вероятно, он ответил вам то же самое, что и мне — что он не совершал этого?
— Именно.
— То же самое ответила и его жена — бывшая жена, я хочу сказать. Сегодня утром я был у нее, и она клянется, что всю ночь была дома. Плохо только, что никто из ее соседей не может сказать, была она дома или нет. Конечно, она может отбарабанить содержание всех телешоу, которые посмотрела, но ведь и любой смог бы, обратившись к «ТВ Гайд». Мистер Хоуп, я вам все это говорю, потому что не понимаю, что творится с парнем: зачем ему открыто говорить, что это его рук дело? Я сейчас буду его допрашивать. Кроме него, на подозрении у меня мужчина, который, возможно, лжет, отвечая на вопрос, где он действительно находился, когда совершались убийства, и женщина, которая утверждает, что была дома, хотя, возможно…
— Ты сукин сын! — Яростный голос принадлежал Джейми, он доносился из-за закрытой двери кабинета.
Юренберг тяжело шагнул по направлению к двери, и на его лице появилось тревожное выражение, как будто эмоциональный взрыв Джейми был дополнительной проблемой, с которой приходилось считаться. В тот момент, когда он хотел открыть дверь, Джейми завопил:
— Я убью тебя!
Юренберг тут же отреагировал на угрозу. Он готов был высадить дверь, как это делают полицейские в кино, когда врываются в квартиру подозреваемого. Ухватившись за ручку двери, он действительно использовал свое плечо, но только как дополнительное усилие, чтобы распахнуть дверь настежь, и метнулся туда, где Джейми боролся с Майклом.
Руки Джейми сжимали горло сына. Лицо того было пепельно-серого цвета, рот оскален, глаза — кровавые от ярости. Майкл извивался под отцом и топтал фотографии негритянки, сброшенные со стола капитана. Лицо у него побагровело, сам он задыхался под судорожно сжатыми пальцами отца. Юренберг вцепился левой рукой в плечо Джейми. Это было бы логично — развернуть человека левой рукой и нанести удар правой. Но вместо того чтобы ударить, Юренберг выбросил вперед правую руку и без видимого усилия оттолкнул Джейми к стене, а потом очень спокойно произнес:
— Давайте успокоимся, доктор.
— Я убью его, — задыхался Джейми.
— Никого вы не убьете, — возразил Юренберг.
— Убью подонка! — повторил Джейми.
Майкл тоже еще никак не мог восстановить дыхание.
— С вами все в порядке? — спросил Юренберг, и Майкл утвердительно кивнул. — Тогда я бы хотел прямо сейчас поговорить с вами, если разрешите.
— Да, — сказал Майкл, — хорошо.
— Ты — выродок, — снова задохнулся от гнева отец.