— Сколько времени? — спросила она.
— Девять тридцать.
— Приходи позже, — сказала она и начала было прикрывать дверь.
— Нет, Бетти. Сейчас, — решительно проговорил я.
Она раздраженно вздохнула, повернулась и вошла в дом. Я последовал за ней в гостиную, обставленную в современном стиле — всюду никель и хром. Над камином висела абстрактная картина, выдержанная в красно-оранжевых тонах: сплошь углы и полосы. Двери на другом конце комнаты были закрыты. Напротив камина за раздвижными стеклянными дверями была терраса, выходившая на море.
— Бетти, — обратился я к ней, — где ты была ночью в воскресенье?
— Здесь.
— Нет.
— Я была здесь, — спокойно сказала она. — Всю ночь напролет смотрела телевизор.
— Со скольких до скольких?
— Всю ночь.
— Нет, — возразил я и покачал головой.
— Что такое, Мэтт? Я ведь уже рассказывала полиции…
— Тебя здесь не было, Бетти. Тебе из Нью-Йорка пыталась дозвониться твоя дочь. Ей никто не ответил. Где ты была?
— Если у полиции возникли…
— Наплевать на полицию! Твой сын сидит в тюрьме, он сознался в убийстве, но у меня много сомнений. Я хочу знать, где ты была в воскресенье ночью. Это ты звонила Майклу на катер?
— Нет. Звонила ему? О чем ты говоришь?
— Ты просила его о встрече в доме Джейми? Ты была в доме Джейми в воскресенье ночью? Где ты была, Бетти?!
— Здесь, — ответила она. У нее начали дрожать губы. Она стиснула руки.
— Ладно, — сказал я, — как хочешь. Я собираюсь сообщить Юренбергу, что ты ему лжешь. Расскажу, что в воскресенье ночью тебе пыталась дозвониться твоя дочь, но так и не смогла. Пусть выяснит, где же, черт возьми, ты была, потому что, возможно, в доме у Джейми, убивая…
— Она была со мной!
Я резко обернулся. На другом конце комнаты одна из дверей была открыта. В проеме стояла женщина лет сорока — высокая, широкоплечая, рыжеволосая. Лицо усеяно веснушками, руки сложены под пышной грудью, короткая ночная рубашка едва прикрывает мощные бедра.
Бетти поднялась и протянула руки, как бы пытаясь запихнуть эту женщину обратно в проем.
— Джеки, пожалуйста! — умоляюще проговорила она. — Пожалуйста, как же! — грубо отрезала Джеки. — Ты что, не понимаешь, что он хочет повесить на тебя это преступление?!
— Пожалуйста… — беспомощно повторила Бетти.
— Со мной она была, мистер. Она подцепила меня в баре на Набережной Люси. Потом мы отправились ко мне. И провели вместе всю ночь.
Само собой воскресло в памяти все то, что рассказал Джейми о первых годах своего брака. Мне вспомнилось, что не далее как вчера сама Бетти жаловалась на то, что в этом городе, полном вдов и разведенных, трудно найти подходящего мужчину. Пришло в голову, что она не раз и не два говорила о защите своей репутации и своей неустроенной личной жизни. И вдруг стало ясно как день, что она скорее солгала бы полиции о своем местопребывании в воскресенье ночью, чем призналась в том, что провела ее с женщиной, которую подцепила в баре.
— Ладно, — сказал я. — Извини.
— А теперь уматывай отсюда, — распорядилась Джеки.
Майкл сидел в той же камере в конце коридора. На часах было пол-одиннадцатого. В семь часов ему принесли завтрак, а теперь он ждал, когда его переведут в городскую тюрьму. Десять минут назад я позвонил Юренбергу, и он велел мне поторопиться, если я хочу переговорить с ним, прежде чем он будет переведен. При виде меня Майкл особой радости не выказал.
— Твоя сестра в городе, — сообщил я. — Я разговаривал с ней прошлой ночью.
— Хорошо, — отозвался он и кивнул.
— Она вручила мне письмо, которое ты написал ей. Я собираюсь показать его полиции.
— Зачем она это сделала?
— Она хочет помочь тебе.
— Она может помочь, только если не будет лезть, куда ее не просят.
— У меня несколько вопросов к тебе, Майкл.
— Я не буду отвечать ни на какие вопросы. Кстати, почему вас впустили? Сколько им можно говорить…
— В своем письме ты…
— Господи!
— В своем письме ты не похож на человека, обдумывающего убийство.
— Мне плевать, на кого я похож в этом самом письме!
— Ты напоминал своей сестре, что приближается день рождения Морин. Ты просил ее прислать открытку. Помнишь?
— Да, помню.
— Если бы ты собирался убить Морин…
— Ничего я не собирался.
— Значит, это было непреднамеренно, так?
— Да. Я уже рассказывал. Почему бы вам не прослушать запись? Там все записано. Так какого же черта вам еще нужно?
— Мне нужно знать причину.
— Я не знаю.
— Расскажи, о чем вы с Морин говорили по телефону.
— Я уже рассказывал. Она сказала, что напугана, и попросила приехать.
— Чего она боялась?
— Она не сказала.
— Просто сообщила, что напугана?
— Да.
— Но не сказала, чего боится?
— Она сказала, будто не знает, как ей быть.
— Насчет чего? Майкл, ты только повторяешь…
— Проклятье, это именно то, что она тогда сказала. Точно.
— И ты даже не поинтересовался, в чем причина? Человек говорит: «Я не знаю, что мне делать…»
— Это правда. Я не спросил у нее.
— Даже не полюбопытствовал?
— Нет.
— Но отправился к ней домой?
— Это прекрасно известно.
— Зачем?
— Потому что она была напугана.
— И не знала, что ей делать?
— Вот именно.
— Но и позже она не сказала тебе, чего боялась?..
— Послушайте, вы что — хотите поймать меня? — внезапно окрысился он.
— Поймать тебя?
— Вы плохо слышите?
— Как это «поймать»?
— Да ладно.
— Никто не собирается ловить, Майкл…
— Хорошо.
— …поверь мне.
— Ладно, тогда почему бы вам не отправиться отсюда, а? Я больше не желаю говорить о Морин, ясно?
— Зачем ты попросил свою сестру отправить Морин открытку?
— Я только что сказал вам, что не желаю больше…
— Ты тоже хотел отправить ей открытку?
— Нет. Я хотел купить ей что-нибудь.
— Что именно?
— Какое это имеет значение? — спросил он. — Ведь он мертва.
— Майкл… когда ты той ночью пришел к ней в дом, о чем у вас был разговор?
— Не помню.
— Вы зашли на кухню, уселись за кухонным столом… Так, по-моему, ты рассказывал?
— Да, верно.
— О чем вы тогда разговаривали, вспомни?
— Не знаю.
— Вы говорили о твоем возвращении в колледж?
— Да. Точно, мы обсуждали возвращение в колледж. И алименты. Прекращение отцом выплаты алиментов.
У него была своеобразная манера ухватиться за предложение и повернуть его по своему усмотрению. Только что он не мог припомнить, о чем они с Морин разговаривали. Но как только я предложил приемлемую для разговора тему, он тут же за нее ухватился и готов был расширить и углубить ее. Задай я подобный вопрос своему клиенту в зале суда, адвокат противной стороны тут же вскочил бы и протестовал на том основании, что я, мол, подсказываю свидетелю. Я решил быть с ним более осторожным.
— Как долго вы разговаривали, Майкл?
— Ну… допоздна. У меня нет часов.
— Тогда как же ты определил, что уже поздно?
— Ну… она сказала, что уже поздно.
— Кто сказал, что уже поздно?
— Морин.
— А потом?
— Не знаю, что было потом.
— Тогда ты схватил нож?
— Не помню. Я уже сто раз говорил, что не помню!
— Майкл, во время вашей с Морин беседы ты встал из-за стола и схватил нож. Это ты рассказал Юренбергу в своем заявлении. Я хочу знать причину. Я хочу знать, что такое было сказано, что побудило тебя…
— Ничего. Убирайтесь вы к черту. Ничего такого сказано не было!
— Ты просто так схватил нож?
— Да.
— Ни с того ни с сего?
— Не помню.
— Только что ты утверждал, что Морин обратила внимание на то, что уже поздно…
— Она сказала, что хотела бы лечь спать, так как уже поздно.