Оборотень был моложе его лет на пять, но выше, шире в плечах и сильнее. Даже взвалив на себя взрослого колдуна, звереныш мог бежать без отдышки. Том закрыл глаза. Он слушал ритмичные вдохи выдохи и сам тоже старался дышать так же. Не получалось. Тряский бег отдавался в голове и в кишках. Он стиснул ноющие зубы, хотя и знал, новый приступ тошноты не сдержит никакая сила воли. Голова легла на чужое плечо, горячий лоб прижался к мокрой от пота ткани рубашки. Запах душил. Желудок недовольно ворочался, бурчал, но Том уплывал все дальше и дальше в туман, который почему-то совсем не хотел окутывать его прохладой. «Не честно», - думал колдун, облизывая сухим языком потрескавшиеся губы. – «Не честно».
Огненная туча разбухала, а город съеживался. Магия дала ей силу и мощь. Воображение - стремление к форме и красоте. Пламя распростерлось в небе, став огромной бабочкой, переливающейся всеми оттенками великого делания. В подражании бабочке оно вытянуло алый хоботок. Огонь коснулся крыш и помчался по ним, на ходу перекидываясь в яростных коней, хлещущих воздух оранжевыми гривами. Они перескакивали с крыши на крышу, из оставленных ими следов, прорастал багряный ковыль. По ветру летело все больше и больше пылающих семян и все новые и новые побеги пламени, змеясь, тянулись вверх.
Город утопал в нарастающем реве, в треске, в шуме падающих обломков, проседающих домов, проваливающихся крыш, в грохоте сыплющейся черепицы. Крытые галереи падали на мостовую, а за ними устремлялся вихрь горящих точек крупных и пушистых. Будто снежинки из мира, в котором все наоборот: солнце светит ночью, вместо воды пьют камень, а зима приносит с собой метели из огня.
То были отдельные приказы, проверка связи, проба сил, а потом единая воля тринадцати колдунов обрубила все сдерживающие связи. Огненное небо упало на землю. Шмарксшед был подмят, распластан по земле, сожран. Пламя высовывалось из каждой щели, из каждого перекрестья обрушившихся балок и досок. Оно заполнило скорлупки зданий, пробиралось по коридорам и галереям. Между языками пламени, будто черти, скользили тени. Воздух стал красным. Солнце, что секунду другую сияло в небе, скрылось, в этот раз за клубами густого черного дыма. А внизу продолжалось сражение, заклинания вступали друг с другом в реакцию, что заканчивалось взрывами. Огонь взмывал вверх, как из гейзера; осколки, обломки летели во все стороны, валились стены, на руинах пламя схлестывалось с пламенем. Вода обращалась в пар, тот спасался бегством из колодцев, из покореженных труб. И не было силы, которая могла бы остановить великий пожар, заткнуть его пасть, обрубить языки, загнать обратно в страну кошмаров.
Когда огненное заклинание всей мощью ударило по городу, тот содрогнулся до самого основания. Оборотень споткнулся и упал, Риддл вместе с ним. Оба замерли, будто неподвижность была спасением от кучи камней, кирпичей и горящего дерева, что в любой момент могла рухнуть на них. Пока сверху сыпалась лишь пыль, да просачивался отдаленный неразборчивый шум. Свет в подземельях погас, но быстро вернулся. Чары испускали тусклое, мутное свечение и вполовину не такое яркое как раньше. Том сглотнул соленую слюну. Кровоточила прокушенная щека, кровоточили десны. Магия выворачивала зубы, проходя через них как неприятный вибрирующий звук. Риддл уже не раз приходил к мысли, что экономить на услугах лекаря-дантиста – не его вариант, но этот случай, пожалуй, был самым убедительным. Теперь не стоит даже смотреть в сторону дешевых магловсих пломб, только полное качественное магическое восстановление, чтобы вместо дыр в зубах получить дыры в кошельке. Напряжение в воздухе спадало. Риддл провел языком по деснам, потыкал передние зубы, не качаются ли? Вроде нет. Так что может и не придется идти в зубодральню.
Вокруг скакали голубые, золотые, красные искры. Их принесло вместе с ударной волной. Безобидные на вид они жалили как осы. Если попадало на кожу - еще терпимо. Словить же магическую искру на язык или в глаз – сплошное удовольствие, но только для твоего врага, который будет смотреть со стороны, как ты воешь и корчишься на полу. Том решил, что на сегодня с него хватит: голос он сорвал, и протер мантией достаточно грязных поверхностей, чтобы его одежда стала походить на тряпье. Он собрался с силами и заслонился защитным заклинанием.
Искры гасли, но что толку, скоро на их место придет густой едкий дым, а следом прибежит огонь. Оборотень заворочался и прикрыл голову руками. Магический щит захватил и его тоже, они с колдуном все еще лежали рядом, вот только Том перекатился на спину и приподнялся на локтях, а волчок продолжал валяться мордой в пол, тихо поскуливая. Риддл выдернул из его сознания план подземелья. Между ними и выходом было еще три этажа.
- Чтоб тебя! – Том не понял, выругался ли он в слух или только в мыслях. Впрочем, какая разница, оборотень услышал бы его и так и так. Волчонок поднял на хозяина измученный взгляд. В душе он уже смирился с тем, что не выберется наружу. Риддла его готовность сдаться взбесила. Слабак!
Колдун снова позволил магии раскрыться, проникнуть в кровь. Она подняла его в воздух, а потом бережно поставила на пол. Язык латинских заклинаний, который Риддл выучил в школе, окончательно перепутался в его голове, но в нем не было нужды. Они с самого начала понимали друг друга без всяких слов. Том зажмурился, рисуя в голове картину: дыры в полу и спиральную лестницу из камней. Их короткий путь к спасению. «Сделаешь это для меня?», - спросил он, плюнув на все, что втирали ему самодовольные профессора. А ведь те не уставали твердить: взывать к магии напрямую нельзя, опасно, безрассудно, преступно. С ней нужно общаться лишь посредством замысловатой латиницы, символов вплетенных в круги и пентаграммы, от нее нужно прятаться за ритуалами, ее нужно запирать в артефактах, как дикого зверя в клетке. «Дураки! – крикнул им Риддл, хоть и с опозданием в четыре года. - Маглы в мантиях!»
- Сделаешь это для меня, – теперь он не спрашивал, а просил и получил в ответ едва различимое «да». Его душа засмеялась счастья. За шумом крови в висках, за звоном в ушах, он не расслышал, как, пройдя через охрипшее горло, беззаботный хохот превратился в злобное карканье.
Руки вытянулись вперед, ладони растопырились голодными пауками. Каменные плиты дрогнули, по ним побежали тонкие трещины, а потом они раскололись, до самого потолка наполнив коридор грохотом. Обломки встали дыбом, но магия удержала их на весу. Некоторое время они походили на льдины, лениво покачивающиеся в воде. Риддл встряхнул пальцами, и его сила скрутила из камней спираль. Света не хватало, чтобы разглядеть самодельную лестницу в деталях, и от этого она выглядела надежнее. Покосившиеся, разномастные «ступеньки» будто бы опирались на густую темноту под ними.
Том ликовал, магия плясала вокруг него и ласкалась, как шлюха. Тело отреагировало самым предсказуемым образом, но в тот момент Риддл не стыдился своего возбуждения. Он был так близок к чему-то совершенному, вечному, абсолютному, что его уже ничего не могло испугать, удивить или тем более смутить. Еще он думал, что плата, которую высшая сила брала с тех, кто желал стать ее частью, была ему по карману. Его разум, его личность, его человечность… Человечность! На кой ему она? Человечность - это слабость. Человечность – это никчемность и смерть. Это грязь, одиночество, стыд и грех, а еще человечность – это глупая жажда любви и тепла. И по ней Том точно скучать не будет.
В воздухе все сильнее и сильнее пахло дымом. Разум остался глух к надвигающейся угрозе, но инстинкты были на стороже. Они то и дернули колдуна, заставив отвернуться от заманчивого миража и посмотреть на реальный мир.
Волчонок привалился к стене, пустые глаза таращились в никуда. Риддл нахмурился, оборотень не имел права сходить с ума до тех пор, пока не вытащит его из чертовой западни. Верный себе Том без всякого стеснения вломился в чужое сознание и вляпался в кошмар. Там его встретило чудовище: пугало в грязной одежде с горящими углями вместо глаз. Стояло оно неестественно прямо, будто во всем теле не было ни одного сустава, лишь палки да пустота. Лицо – серое от пыли и в нем ни кровинки, зато из темного рта бежала струйка блестящей слюны, а глаза, застилало адское марево. И при более пристальном рассмотрении они напоминали не угли, а раскаленное железо. Черные лохмы торчали во все стороны непреступным частоколом, среди которого вши и вся их родня могли чувствовать себя как дома.