- Ты должен вернуться в Англию. Союз ввел войска в Чехословакию, и никто не знает, как этот конфликт отразится на магическом мире. Лучше откажись от поисков не пойми чего и подумай о своей безопасности.
Том стиснул зубы. Он без нее знал, что разумно, а что нет, и не нуждался в пустых словах и лицемерной заботе.
- Ты мне не жена, вот и не указывай, что мне делать, - острый кончик ручки едва не разорвал бумагу.
Тетрадь будто затаила дыхание, и буря не заставила себя ждать.
- Нянчи свою обиду, сколько хочешь, если тебе так нравится. Но не там где тебя могут бросить в тюрьму, пытать или… Хватит уже вести себя, будто у тебя девять жизней в запасе. Тебе нужно было наказать меня, молодец ты своего добился. Возвращайся. Я хочу увидеть тебя живым и здоровым. В мире полно чудес, которые не стерегут злые спецслужбы.
- Ты за меня волнуешься?
- Да.
- Сильно?
- Да.
Том подгреб тетрадь ближе к краю стола. Наклонился над ней, обнял правой рукой, будто пушистое теплое животное.
- Почему ты не пыталась меня отговорить?
- Я пыталась, - Риддлу не нужно было магическое зеркало, чтобы увидеть, как она стиснула ручку и зажмурилась. Давно уже Хоуп не злилась на него так сильно, что готова была превратить в камень. – Разве я не говорила тебе, что затея опасная, разве не привела с десяток разумных причин не ехать?
- Могла бы просто попросить остаться.
- Это не правильно. Просить. Любые важные решения нужно принимать головой. Ты должен был остаться, потому что сам так решил, а не потому что я тебя заставила. Слезами, угрозами, обещаниями не важно. Я не хочу, чтобы потом ты винил меня за то, что упустил свой большой шанс. Я не хочу быть помехой, обузой, не хочу отвечать за чужие жертвы.
Наверно принципы и должны походить на бетонные опоры моста, вот только Риддлу тяжело было ценить чужую принципиальность, раз за разом расшибая об нее свой лоб. От подобных мыслей обычно хотелось испустить долгий усталый стон, но в этот раз из его горла вырвался отрывистый смех. Том чувствовал себя мальчишкой, наконец, разглядевшим в страшном уродливом монстре кучу одежды, им же самим брошенную на стул. Радость с едва заметной горчинкой смущения подбивала вскочить и пройтись по комнате вприпрыжку. Эта идея подействовала, как щекотка, Риддл фыркнул и, все еще улыбаясь, прочитал новое послание.
- Что у тебя происходит?
Ручка покачивалась между пальцами, ее кончик стукнул по краю тетради раз-другой. Том поежился, бросил взгляд на дверь. Она была закрыта, но это не мешало сквознякам ползать по комнате, задевая его ноги, взбираясь на спину, обвивая шею. Одеяло зашуршало по полу, устроилось на плечах, Том вяло отмахнулся, какой толк в тряпке, которая смердела сильно, а грела мало.
- Здесь все живут под страхом. Иногда, кажется, что он имеет собственный вес, как вода. Здесь чтобы выжить, людям надо меняться, быть чуть меньше людьми и чуть больше морскими тварями.
Риддл посмотрел на кривые строчки: буквы вышли дерганными, как перепуганные зверята застигнутые врасплох ступефаем. Не годится. Он смахнул послание в небытие и начал заново, стараясь придать своему ответу бодро-ироничный тон.
- В Градецах все спокойно. Местные колдуны старательно подделываются под маглов и ходят так, будто под ногами у них спят монстры. К нам относятся настороженно и враждебно, но вредить не пытаются. Тайная полиция пока ведет себя вежливо. Они приставили к нам переводчицу и консультанта историка.
- Она красивая, твоя переводчица?
Губы Риддла тронула самодовольная улыбка.
- Она не моя. Скорее Комптона. С первого дня его обхаживает, думаю, не только ради информации. Надеется с его помощью выбраться на Запад. Плохо, что он слишком самоуверенный, считает себя особенным. Думает, он из тех в кого влюбляются, а не используют. Даже прожженные шлюхи.
Том допустил промашку, настолько глупую, что готов был дать себе ручкой по лбу. Но вернуть отправленные слова обратно он не мог.
- Не надо называть ее шлюхой, Том. Это мерзко.
- Но честно. По другому е не назовешь. Поверь, ты отучила меня, клеймить людей без разбору, - он хотел выразиться точнее, но не нашел лучших слов. Пришлось написать как есть, пока мысль еще держалась в голове. – Не все из тех, кто продается и продает других, поступают так, потому что жизнь заставила. Некоторые из нас от природы уроды.
- Но не ты, помни об этом.
- Только потому, что ты – моя совесть на ножках.
Риддл улыбнулся. Без Хоуп он был ничем не лучше подонков из Лютного переулка. Это она видела в нем хорошее, она верила в него, а рядом с ней Том тоже начинал верить в себя. И тогда мир вокруг больше не казался ему одним сплошным куском дерьма.
- Ты что-то не договариваешь.
- Если ты о горбатых шестипалых колдунах, я пока ни одного не встретил.
- Не смешно. С тобой все в порядке?
Том представил, как Хоуп сидит в уголке дивана, притянув ноги к груди. Шаль, расшитая яркими павлиньими перьями, укрывает ее всю, кроме, может, ступней в теплых синих носках. Картинка нарисованная наполовину памятью, наполовину воображением ожила. Хоуп подняла взгляд от лежащей на коленях тетради и с прищуром посмотрела на Риддла, предупреждая, «даже не пытайся отделаться туманными отговорками».
- Более-менее. Заболел красным чихом. Глупая детская болезнь, не опасная. Пью лекарство и через пару дней буду здоров. Чувствую себя сносно, но после еды клонит в сон. Еще руки дрожат.
Дрожали не только руки, холод крепко стиснул колдуна. Ридлла трясло, и никакая сила воли не могла справиться с ознобом. Он позволил одеялу прижаться плотнее. Тяжелая голова опустилась на сгиб локтя, пальцы выпустили ручку, но ее подхватила верная магия.
- Я бы не сказала, что болезнь не опасная. Если ее неправильно лечить, она может дать серьезные осложнения: преждевременное старение сердца, временную амнезию, ранний артрит, ухудшение зрения, проблемы со слухом, а также импотенцию.
- Не знал, что у нас дома есть медицинский справочник, - Том чуть повернул голову, чтобы видеть, как магия водит ручкой.
- Когда дело доходит до книг, ты становишься хуже сороки. Она хотя бы тащит к себе только яркое и блестящие, а ты все что имеет страницы с буквами.
Риддл хмыкнул.
- Признай. Про импотенцию ты придумала. Хочешь, чтобы я пошел к лекарю.
- Нет, не придумала. Ты пойдешь к врачу?
- Обязательно. А пока обойдусь заботами Комптона. Он не самый плохой зельевар и сиделка тоже. Не волнуйся.
- Ты разве не слышал шутку про три самые бесполезные вещи на свете: шубу в Африке, погремушку на похоронах и фразу «не волнуйся».
- Слышал, но в том варианте было больше физиологии.
- Расскажешь.
- Дома. Обещаю.
Больше Том ничего не добавил. Он знал, что Хоуп потянет за кончик ниточки и вытащит из его короткого послания все скрытые смыслы: обещаю не дать себя убить, обещаю вернуться, наконец, обещаю, что буду здоров и в достаточно хорошем настроении, чтобы шутить.
Глаза закрылись. Они устали разбирать мелкие строчки в слабеющем свете заклинания. Все тело устало. Сил почти не осталось, а ему и Хоуп еще стольким хотелось поделиться друг с другом. Риддл постарался отделить важное от второстепенного. Почти растерялся, пусть его мысли не были снежинками, он все равно чувствовал себя так, будто сейчас потеряется в буране. И тогда он сделал то, чего обычно старался избегать, сказал как есть все, что было у него на сердце.
- Я люблю тебя.
Том открыл глаза как раз в тот момент, когда ручка, аккуратно написав эти слова, поставила точку. Он посмотрел на них взглядом матери, которая стоит рядом со взрослым сыном и не может понять, когда мелкий карапуз, цеплявшийся за ее юбку, успел вымахать под шесть футов. Вот и Риддл спросил себя, когда же любовь к Хоуп сумела стать сильнее его страхов, амбиций, старых обид и ненависти ко всему миру?
- Я тоже тебя люблю, Томми. И если ты не появишься через две недели, я отправлюсь тебя искать.
- Тебе не придется никуда ехать. Через две недели я буду дома.