Работать не хочется. Собрались гуртом, сели на шпалы, закусывают и рассказывают небылицы: кто что вычитал в журнале. Самый старый среди них дядя Валя, который говорит: «великий польский композитор Людвиг ван Бетховен». Он курчав, невероятно грязен, но красив, как герой из оперы Беллини. Темно его прошлое, появился он откуда-то из Херсонской области. Под поддевкой носит меховую жилетку, как кольчугу, никогда не раздевается и не моется. Однажды его спросили:
— Скажи, дядя Валя, вот ты умный человек: как ты думаешь, кто насчет мяса кровожаднее — кошка или собака?
Дядя Валя подумал и ответил:
— Волк.
Он с недоверием слушает невероятные истории о том, как в Америке ради бизнеса ставят разные рекорды, доставляющие азартные зрелища.
— Один гонщик нарочно загорелся в автомобиле и просидел в нем до тех пор, пока не сгорел.
— Перестарался, — заметил дядя Валя, который держался в стороне от них и нехотя слушал эти басни.
— Зато обеспечил семью пожизненно, — позавидовал гурт.
— А кто из вас слышал про матроса, который выпивает двадцать кружек пива? — спрашивает чахоточный парень в зимней шапке. Эту шапку он не снимает круглый год, отчего волосы свалялись кошмой и не расчесываются, как колтун.
Дядя Валя ухмыляется:
— Я, пожалуй, выпью двадцать кружек…
— Не выпьешь!
— Смотря за какое время, — струсил дядя Валя.
— Все равно не выпьешь. Во всем мире нашелся только один такой герой и заработал на этом миллион!
— Ты не выпьешь, а я выпью, — спокойно говорит дядя Валя.
— Что ж ты тогда тут околачиваешься, езжай в Америку, там тебе цены не будет, и нас всех обеспечишь по старой дружбе.
— Это что-о-о! — разочарованно тянет Гришка с огромными растатуированными лапами, на которых нет живого места, отчего они лоснятся, как у удава, вызывают омерзение, брезгливость и страх. — Я недавно прочитал, как один американец взялся съесть автомобиль…
Это сообщение оживило беседу и произвело впечатление.
— Как же он будет есть его?
— Стаканы едят, — послышалась реплика из гурта.
— В цирке шпаги глотают, мой отец рассказывал, — добавил дядя Валя, чтобы внести ясность в явление чудес.
— Йоги не то делают, спят на гвоздях голыми и ходят босиком по раскаленным углям.
— Царь Петр бритвы жевал, а святая Варвара ходила босиком по гвоздям без всяких йогов — в «Житии святых» написано…
Гришка расстегнул ворот и почесал грудь в знак недоверия, как на картине «Охотники на привале» Во всю грудь был выколот танк, из которого высунувшийся танкист махал пилоткой. Однако, чувствуя превосходство своего выстрела, он лениво и поддразнивающе продолжал разжигать любопытство зевак:
— Вот так же и американец будет есть свой автомобиль не спеша, пока не съест за год. — И, подумав, добавил: — Зато получит не миллион, а немного побольше…
Дядя Валя самодовольно улыбается и замечает не без иронии:
— Посмотрим, что будет, когда он дойдет до карданного вала!
Голубка
В кабаке, полном синего дыма, как после дуэли погонщиков быков, которые плохо стреляют, нажимая на количество, от гула нельзя было разобрать ни одного слова. Сидят с красными вытаращенными глазами прямо на бочках и льют пиво, которое уже не лезет, под ноги. Только проворная судомойка с мокрыми руками и черным животом, как у гусыни, ловко пробирается среди страшных людей и хватает со стола кружки, быстро смахивая в них рассыпанную соль, сделав руку ковшиком, и двумя движениями после этого вытирает стол насухо.
Посреди кабака стоит бледный интеллигент, как актер на базарной площади, и показывает фокусы за рюмку водки. В старом пальто на голое тело, он пропил с себя одежду, небритый и вызывает жалость. Потеряв всякое уважение к себе, рассказывает небылицы и фиглярствует.
Вот он берет в ассистенты пьяного мужика и просит его встать на середину с платком в руках. Потом достает папиросу, жарко раскуривает ее и медленно прожигает платок насквозь. Валит дым, воняет жженой тряпкой, и взору зевак предстает огромная дыра в платке, черная по краям. Чародей комкает платок, забирает его в руку и поднимает зажатый кулак кверху. Аудитория не спускает глаз с кулака, жадно уставившись на него. В наступившей тишине кулак медленно разжимается, и все поражены перерождением жженого платка в новый, без единого пятнышка.