— Зять хороший, они учились вместе в институте, — ответил Сократ, довольный.
— Печальная история. И квартира есть?
— Вот квартиры нет, снимают.
— Зачем же тогда дети? Немудрено, что поголовью жить негде: за ним никакая стройка не угонится. По Мальтусу, скоро поголовье задушит себя в этом обжорстве.
— Сейчас все имеют по одному ребенку. Какое ж тут обжорство?
— Еще не хватало иметь по двадцать! Геометрическая прогрессия гласит, что от одного получается древо: умирает один, а оставляет после себя целую генеалогию.
— Теперешний век человеческий короток, некогда оставлять.
— Практика подсказывает обратное.
— Оставим этот разговор, мы ничего не можем изменить, нужно переделывать нравы.
— В том-то и дело: крах надвигается из-за глупости лишних людей. Своим ничтожеством они погубили все прекрасное, это апокалиптические гунны. Раньше в Италии в целях получения высоких теноров кастрировали достойных людей. Сейчас нужно кастрировать всех подряд, кто не удостоился отведать мальтузианской просвиры.
— Ты — фашист!
— Нет, философ!
— Замолчите, имейте совесть, вы не на поминках! — урезонила их старушка в черном.
— Ну ладно, а кто зять по специальности?
Сократ всегда любил блеснуть словечком, выкопать такое, что могло бы озадачить любого филолога. Убить собеседника своей эрудицией было для него смыслом жизни. А тут представился случай отличиться, какой каждому из нас выпадает раз в жизни. Возможно ли отказаться от соблазна? Имея в виду нейрохирурга, он гордо отрапортовал:
— Мозговик!
Очерки
Современная Евтерпа
Сейчас посмотрел по телевидению выступление домристки Тамары Вольской. Эта скромная женщина с лошадиным именем явила собой образец феноменальной виртуозности. Она показала, как нужно расправляться с музыкальными инструментами вообще, и также доказала, что такое истинный талант, который ни в коей мере не состоит в родстве с популярными созвездиями, именуемыми «пилильщиками», «барабанщиками» и «гитаристами», так называемыми тепличными питомцами, возведенными в ранг лауреатов.
Когда она вышла на эстраду, она стала, как истинный артист, набрасывать колдовские цепи на слушателя не сразу: сначала она показалась скромной, но была в ее скромности собранность и сжатая пружина, которая раскручивалась постепенно, доводя силу впечатления до сумасшествия, дикого восторга, именуемого экстазом.
Прежде всего репертуар. Если «Рондо-каприччиозо» Сен-Санса считается камнем преткновения скрипичной техники, так сказать, квинтэссенцией мастерства на скрипке, на которое способны только немногие, то эта великая фиглярка доказала, что на домре «Рондо-каприччиозо» можно сыграть лучше, чем на скрипке. Вы скажете: как же так, в это невозможно поверить?
Когда объявили программу и на экране появилась неприметная женщина постного склада, я недоверчиво отнесся к этому и с усмешкой приготовился посмотреть, что будет дальше. Дальше было вот что.
Начало интродукции прозвучало меланхолически отрешенно, как будто это было пропето человеческим голосом. Ее тремоло, этот единственный недостаток щипковых инструментов, зазвучало настолько слитно и выразительно, что я, скрипач, знающий толк в звукоизвлечении, навострил уши, как будто передо мной явилась сирена.
Думаю: ну хорошо, сейчас будет труднейшее место, обозначенное термином «анимато», которое играется после второй короткой попевки интродукции, — как она справится с ним?
А справилась она с ним с ловкостью фокусника, пропустила его как сквозь сито. И тут начался калейдоскоп акробатики на домре. Пассажная техника, которая стоит пролития крови всем скрипачам, у нее звучала настолько быстро и филигранно, что я решил: скрипка не тот инструмент, на котором нужно играть подобные трудности.
Лист, аранжируя произведения Паганини, не оставил от оригинала и десятой доли, потому что не в силах был победить условности, не позволяющие играть на фортепиано скрипичную фактуру. Оказывается, можно бросить вызов этим условностям. И это хорошо доказала скромная женщина. Я все ждал с нетерпением какой-нибудь купюры или переработки. Но увы! Надежды мои оказались тщетными. Она в точности сыграла всю пьесу как на скрипке, соблюдая штрихи и фактурные особенности произведения. Как ей это удавалось? Может быть, она владела чудесным гипнозом? Летучее стаккато, ограниченное в своей скорости в силу трудности ведения смычка, который неуправляем в этом штрихе, у нее было выполнено несравненно быстрее, энергичнее и метрически обостреннее. Эта обостренность на домре была какой-то загадкой сфинкса. Она мило кивала головой и выкладывала на этом мало подающем надежды инструменте весь свой темперамент и тончайшее художественное мастерство.