Тем временем «настоящие» бесы продолжали захватывать в Европе монастырь за монастырем. Некоторые случаи одержимости стали широко известны, что довольно подробно изложено у того же Реньяра:
Новость о бесноватости бенедектинок наделала много шуму, но ее известность ничтожна по сравнению с эпидемией Луденских урсулинок, беснования которых относятся к 1631 году. Игуменья, мадам де-Бельсьель, объявила, что она одержима Астаротом, и как только начались заклинания, стала издавать вопли и биться в конвульсиях. Находясь в бреду, она говорила, что ее околдовал священник Грандье, преподнося ей розы… С другими одержимыми, между прочим и с мадам де Сазильи, ежедневно случались конвульсии, особенно во время заклинаний. Одни из них ложились на живот и перегибали голову так, что она соединялась с пятками, другие катались по земле». Вместе с судорогами у них начинались и галлюцинации[512].
После луденской эпидемии вездесущие демоны овладели обителью св. Елизаветы в Лувье, где наблюдались уже привычные картины: монахини «описывают своим телом разные конвульсивные движения и перегибаются назад в виде дуги», падают в длительные обмороки, при которых «у них незаметно ни малейшего признака дыхания», или «катаются по церковному полу и, издавая при этом страшный рев, подпрыгивают, как будто под влиянием пружин»[513].
Позже на смену одержимым беснующимся монахиням придут конвульсионеры, пляшушие свой вариант «пляски Витта» на кладбище св. Медарда.
На связь подобных эпидемий одержимости с отравлением спорыньей указывалось уже давно, но до сих пор эта точка зрения далеко не общепринята, хотя только она объясняет сразу все эти случаи.
Связь между эрготизмом и институциональными условиями жизни может также пролить свет на многочисленные вспышки демонической одержимости в монастырях и женских монастырях в шестнадцатом и семнадцатом столетиях. Согласно описаниям семнадцатого века, жертвы эрготизма «часто казались заколдованными или одержимыми демонами, их крики были слышны за четыре или пять домов». Еще в 1700-х годах, много позже того, как причина эрготизма была определена, а пик гонений на ведьм уже прошел, эта болезнь все еще приписывалась колдовству. Как отмечал Баргер, «вера в колдовство была по-прежнему распространена, и многие считали, что страдающие от судорожного эрготизма были одержимы бесами». Альбрехт, хроникер восемнадцатого века, писал в 1743 году: «не зная естественных причин, простые люди были склонны приписать признаки этой специфической болезни действию колдовских чар». Такие описания современников являются сильными свидетельствами связи между эрготизмом и колдовством[514].
Глава 24
Неэлевсинское пиво
— Я могу выяснить это для вас.
— Каким образом? — спросил Хагбарт.
— Я уже давно знаю — с тех пор, как мы с Шефом выпили у финнов напиток видений, — что я и сам могу увидеть видения, если выпью нужного зелья. И по-моему, все видения Шефа происходят от одного и того же корня. Вернее сказать, не от корня, а от грибка. Вы все знаете, что когда рожь при уборке отсыреет, на ней появляются такие черные рожки, спорынья. У вас, норманнов, она зовется rugulfr, ржаная волчанка. И мы все знаем, что зерно нужно высушивать, а со спорыньей есть его нельзя. Но полностью избавиться от спорыньи очень трудно. Она вызывает видения, а в больших дозах сводит с ума. Думаю, наш друг особенно к этому восприимчив, так бывает с некоторыми людьми. Его видения появляются после того, как он поест ржаной хлеб или ржаную кашу. А что мы едим здесь с тех пор, как кончились наши запасы? Мы едим белый хлеб из хорошо просушенной пшеницы. Но у меня хранится снадобье из рожков спорыньи. Я в любой момент могу вернуть его видения.
514
Sidky, H. Witchcraft, lycanthropy, drugs, and disease: an anthropological study of the European witch-hunts. Vol. 70 of American University Studies. Peter Lang, 1997. p. 172.