«Люди призывали Деву Марию и Христа на помощь; они также молили о спасении Женевьеву парижскую, святую покровительницу хорошего зерна», — пишет дальше Генрих Яков. — «Но и Женевьева была неспособна погасить невидимый огонь». Писатель не точен в одном: рассказывая про эпидемию 943 года в Аквитании, которую также зафиксировали несколько хронистов, он процитировал фразы из хроники Гуго Фарсита (Hugo Farsitus), где описывается более поздняя эпидемия в Суассоне, начавшаяся в том самом 1128 году (Domini MCXXVIII[152]), когда Женевьева, как мы знаем, как раз помогла. А описание смертельного «ледяного огня», действительно, может подойти к любой эпидемии. И кто знает, не здесь ли нашлись истоки для образа последнего, самого ужасного девятого круга ада Данте — ледяного?
Вот в такой охваченной ужасом Франции через полгода после начала эпидемии организаторам ордена св. Бернару и будущему магистру Гуго де Пейну легко удалось убедить папу Гонория II созвать собор в Труа и утвердить особый орден для защиты паломников.
Последствия эпидемий «невидимого огня» были уже хорошо известны. Перед первым крестовым походом весной 1096 года толпы крестьян и рыцарей внезапно сорвались с насиженных мест и, подобно мифическим леммингам, пошли на погибель. Они шли, куда глаза глядят, не зная даже, где этот самый Иерусалим, и спрашивая у ворот каждого города: «А не Иерусалим ли это?» Но они упорно шли, потому что дома было до жути страшно, а впереди их ждала святая спасительная земля обетованная, «где течет молоко и мед» (Исход 3:8). Вряд ли тогда папа Урбан II обрадовался такому положению дел, поскольку все движение прошло для него и церкви бессмысленно и создавало одни лишь проблемы в Европе и Византии. Созданный накануне этих событий орден святого Антония только начал контролировать дорогу в Сантьяго-де-Компостела, а рыба поплыла мимо сетей.
Второй такой промашки допустить было нельзя. Выгоды ставки на больных или напуганных болезнью паломников уже наглядно несколько десятилетий демонстрировал быстро богатеющий орден св. Антония. И тогда, в 1129 году, это было совершенно очевидно и папе, и святому Бернару, и Гуго де Пейну. Все они почувствовали запах больших денег. Как только «священный огонь» вновь возгорелся с невиданной силой, все проблемы ордена оказались решенными. Гуго тут же вернулся домой в Шампань с рекомендательным письмом Балдуина II к Бернару Клервоскому и вскоре с одобрения папы организовал в Труа, в десяти километрах от своего имения, тот самый церковный собор, утвердивший особый орден для охраны паломников. Как писал кардинал Жак де Витри: «прожив совместно и, согласно своему призванию, в бедности девять лет, они заботами папы Гонория и Стефана, патриарха Иерусалимского, обрели устав»[153].
Паломников, как всегда во время массовых эпидемий, ожидалось великое множество. Их надо было пасти и охранять от конкурентов. Для этого орден тамплиеров и предназначался. Деньги должны были доставаться церкви и ордену, а не случайным магометанским и христианским придорожным разбойникам. Но главное — в случае смерти паломника не упустить его имущество. Лучше всего сложившуюся ситуацию понимал святой Бернар, тогда еще просто Бернар Клервоский, опытный харизматичный демагог и мистик, бесспорный авторитет церкви своего времени и «прославленный церковный мракобес» (как его характеризует Заборов). Папа Гонорий II с радостью поддержал проект, дела у него в то время шли плохо. Он только что проиграл войну с Рожером II, и его попытка присоединить Южную Италию к своим владениям закончилась безрезультатно: армия папы была разбита. Эпидемия эрготизма давала Гонорию шанс поправить пошатнувшиеся дела. Надо полагать, условия сотрудничества, предложенные Гуго, показались Гонорию привлекательными. Впрочем, трудно сказать, кому именно принадлежала инициатива, существует также версия проекта св. Бернара и клюнийцев — «ордена за спиной ордена».
152
Barger, 1931, p. 54 или Wissenschaftliche Annalen der gesammten Heilkunde, Volume 286 Enslin, 1834. p. 74. pp. Bouguet XIV. p. 234