Собор был представительным, собрались многие заинтересованные лица: два архиепископа — Реймсский и Сансский, десять епископов, семь аббатов, ученые клирики. Формально в устав ордена был сразу внесен пункт «О том, чтобы воины Храма имели десятины» (LXVI), но только «Если епископ церкви, которому по справедливости положена десятина, с любовью захочет вам ее дать». Как делились доходы неформально, нам теперь не узнать. После разгрома ордена в 1312 году его архив, хранящийся на Кипре, был передан старым конкурентам храмовников — госпитальерам. Далее следы записей якобы потерялись в 1571 году после захвата Кипра турками[154].
Исходя из поправленной даты собора, следует также признать, что распространенная легенда о португальской королеве Терезе, которая якобы в марте 1128 года отдала тамплиерам владение Сур на реке Мондего вместе с замком, преграждавшим южный путь из ее королевства, имеет мало прав на существование. Ибо до официального признания никто каким-то безвестным еще рыцарям ничего бы не подарил. А вот после собора, когда стала очевидна серьезная поддержка ордена папой, это уже реально, и именно тогда сын Терезы Альфонс пожаловал тамплиерам еще и обширный лес Сера, находившийся в руках сарацин. Тереза же к этому отношения иметь не могла, поскольку к тому времени была уже сослана в монастырь.
После собора патрон ордена св. Бернар пишет апологию рыцарям Храма «Похвала новому рыцарству» (Liber ad Milites Templi de Laude Novae Militiae), используя привычную для него демагогию и игру слов: тамплиеры — это истинные солдаты, реальные выразители рыцарских идеалов, милиция (militiae), а остальные, светские, рыцари — плуты и мошенники (malitiae). «Милиционеры» лучше других рыцарей даже тем, что лишены грехов тщеславия и роскоши: «Редко моются и никогда не сооружают причесок, довольствуясь видом растрепанным и запыленным, несущим отметины солнца и их доспехов» (гл. 4).
Теперь очередная церковно-рыцарская «турфирма» могла заработать в полную силу. Считается, что тамплиеры сразу же занялись ростовщичеством, ссужая деньги на паломничество в Иерусалим. Дабы избежать обвинения в ростовщичестве, залоговый заем обычно маскировался двумя взаимными дарами, сделанными «из милосердия». Но основные деньги делались не на этом. Узуфрукт (т. е. право пользования чужим имуществом) подписывался хитро: «с гарантией залога недвижимого имущества, каковое должно стать полной собственностью, если должник в путешествии умрет». Мельвиль приводит несколько образцов таких грамот. Сколько больных должников не вернулось из тяжелого и долгого путешествия в этот период первоначального накопления капитала орденом и сколько из них осталось похороненными на чужбине, расставшись со своим имуществом, никто теперь не узнает. На это и был расчет. Поэтому орден быстро начал по образцу антонитов создавать самое необходимое для своей деятельности — кладбища. Вскоре орден уже был также богат, как и госпитальеры.
Уже в XII в. на Западе храмовников открыто обвиняли в алчности — за деньги они готовы были и на предательство «христианского дела». Вюрцбургский хронист считает, что во время осады Дамаска в 1148 г. рыцарями Второго Крестового похода осажденные подкупили храмовников, которые втайне оказали им поддержку, что и послужило одной из причин провала предприятия. И тамплиеры, и госпитальеры всячески злоупотребляли своими привилегиями в целях обогащения и наживы. Путешествовавший по Иерусалимскому королевству церковный деятель Теодерик в «Книге о святых местах» (1172 г.) не без удивления писал о богатствах обоих орденов, о принадлежащих им жилых и хозяйственных постройках, о церквах в Иерусалиме, об их крепостях и замках: «Сколько богатств у тамплиеров — никому не дано знать»[155].