По возрастному и гендерному признаку обычно считается, что относительно больше подвержены заболеванию дети и женщины.
Все источники по конвульсивному эрготизму сходятся в том, что дети более склонны к конвульсивному эрготизму, чем взрослые[285].
Август Гирш отмечал, что эрготизм затрагивает «главным образом небогатое крестьянство и особенно детей»[286]. Но здесь надо учесть, что к детям спорынья могла попадать не только в хлебе: в Европе дети ели рожки как «хлеб св. Иоанна», в России могли лакомиться как рожками, так и «медовой росой» (подробнее рассмотрено в соответствующих главах). Максудов указывает на меньшее количество стариков и грудных детей среди заболевших:
Токсидемия поражала, затем, большей частью негрудных детей и взрослое население (женщин, может быть, несколько чаще, чем мужчин), грудные же дети и старики обычно щадились[287].
Далеко не всегда все члены семьи оказывались одинаково подвержены отравлению — фактор, который часто смущал врачей, затрудняя диагностику.
При этом в одной и той же семье, несмотря на одинаковое питание, одни члены захварывали, другие нет (факт этот выставлялся крестьянами, как доказательство против зависимости болезни от примеси спорыньи к хлебу)[288].
Были и такие наблюдения: «мелкие склероции, как правило, более ядовиты, чем крупные», «спорынья с диких злаков более токсична, чем с хлебных»[289].
Как мы видим, спорынья ведет себя очень непостоянно, данные о ней противоречивы, и этот фактор не мог не сыграть важную роль в отношении к ней. Именно эта «плавающая» опасность спорыньи представляется наиболее существенной причиной массовой недооценки ее вреда. Если же говорить в терминах «русской рулетки», то в эту игру играют, даже зная о том, что в барабане действительно есть пули, или хотя бы одна. Но какой «выигрыш» могли получать те, кто возможный вред спорыньи осознавал? В чем находили они свой экстремальный азарт? «Русская рулетка» была вовсе не исключительно русской. Во Франции точно так же опасность спорыньи продолжали игнорировать, несмотря на официальные предупреждения, даже когда вред ее уже стал достаточно ясен. Пусть кто-то по-прежнему об опасности не знал, кого-то заставлял голод, но не было ли изначально еще какой-то причины в «неведении» крестьян о вреде спорыньи? Возможно, и была. Ведь спорынья, кроме своей ядовитости, еще и наркотик. Вероятно, речь здесь может идти как о достаточно спорной психологической зависимости, так и о вполне физической: спорынья — не ЛСД, и представляет собой набор десятков алкалоидов, так что вполне возможно предположить, что галлюцинировать можно было от одних, а физическую зависимость получить от других. Этот вопрос никто не исследовал, но хорошо описаны случаи привыкания и синдрома отмены при приеме эрготамина. В противопоказаниях современных препаратов с эрготамином обычно указывается: «возникает риск развития к нему привыкания и физической зависимости». Так что теоретически допустимо, что на спорынью можно было просто «подсесть».
Изучая странное поведение французских крестьян, которые продолжали травиться, уже, казалось бы, зная о вреде спорыньи, профессор Феррьер задается вопросом: не стоят ли за этим ее галлюциногенные свойства? Ведь, как и в России, европейским крестьянам было никак не объяснить, что спорынья вредна, хотя в Европе и не было настолько выраженной ее сакрализации, как в России. Наглядным примером странного для стороннего наблюдателя отношения крестьян к спорынье могут послужить эпидемии в Солони.
Глава 12
Гангрена де Солонь
К XVII веку эрготизм стал «болезнью бедных» — morbus ruralis. Во Франции от «священного огня» сгорали в основном крестьяне — в Саксонии, Силезии, Солони. С 1630–1650 гг. центром постоянных эпидемий считалась Солонь. Поклонение св. Антонию здесь никогда не угасало. Попытка в 1682 году вынести «смешную и позорную» статую «Антоний со свиньей» вызвала резкое сопротивление верующих[290]. Согласно аббату Тессье, Солонь была «областью, которая, к сожалению, произвела больше спорыньи, чем вся Франция». Жители Солони были большими любителями ржаного хлеба. Случаи гангрены появлялись здесь с середины августа, после нескольких недель потребления ржаной муки свежего урожая, и ослабевали в течение осени, когда ржаная диета разбавлялась гречневой крупой. Но отказываться от потребления ржи жители вовсе не спешили, даже узнав о вреде спорыньи, чем серьезно озадачили врачей XVIII века[291].
285
Barger, George. Ergot and Ergotism: A Monograph. London: Gurney and Jackson, 1931. p. 39.
287
Максудов Г. А. Токсидемия рафании (эрготизма) в Уральской области в 1926—27 г. // Казанский медицинский журнал № 11, ноябрь. Казань, 1927. С. 1159.
290
Ferrières, Madeleine. Sacred Cow, Mad Cow: A History of Food Fears. New York: Columbia University Press, 2005. p. 136.