Лишь в начале XVII века разносторонне развитый бизнес колдовства был однозначно осужден в святцах Трирского собора… «И от суда к суду через все города, деревни, епархии, спешили специальные обвинители, инквизиторы, нотариусы, присяжные, судьи, констебли, тащившие в суд и подвергавшие пыткам человеческие существа обоих полов и сжигавшие их в огромных количествах. Едва ли хоть один из тех, кто был обвинен, избежал наказания. Не избежали его даже видные деятели, управлявшие городом Триром, поскольку судья, два бургомистра, несколько советников и помощников судей были сожжены. Каноники всех корпорационных церквей, приходские священники, благочинные были сметены как во время катастрофы. Безумие разъяренного населения и судов в единой жажде крови и добычи настолько распространилось, что едва ли нашелся хоть кто-нибудь, не запятнанный подозрением в этом преступлении. В то же время нотариусы, переписчики и содержатели гостиниц обогащались»[476].
Не совесть вдруг проснулась здесь у каноника Иоганна Лидена, а накопившийся страх. Упомянутое «безумие разъяренного населения и судов в единой жажде крови» уже пугало самих священников, как и ясное осознание того, что они также не застрахованы от любых обвинений. Разбуженный папой Иннокентием демон просыпался долго, но, проснувшись, оказался неуправляем.
В ужасе описывает происходящее в Бонне священник Дюрен в начале XVII столетия (точная дата письма неизвестна):
Верно, погибло уже полгорода: профессора, студенты, изучавшие право, священники, каноники, викарии и монахи были схвачены и сожжены… Канцлер с супругой и жена его личного секретаря уже казнены. На Рождество Пресвятой Богородицы казнили воспитанницу князя-епископа, девятнадцатилетнюю девушку, известную своей набожностью и благочестием. Я видел обезглавленного и сожженного каноника Ротензаэ. Трех-четырехлетних детей объявляют любовниками дьявола[477].
И здесь уже нельзя все списывать только на «бизнес колдовства», как делает Роббинс, тем более относя его к позднему периоду. На такой взгляд давно уже возразил Мидельфорт, указав, что в некоторых, широко заполненных ведьмами областях, запрещалась конфискация имущества, а в некоторых других, где конфискация происходила, ведьм жгли, наоборот, мало[478]. То есть присутствует еще какой-то неучтенный фактор массового психоза.
Но никто до сих пор не попытался связать две очевидные и давно хорошо известные тенденции: начало массовой охоты на ведьм, широкое распространение психозов, явления «одержимости» в монастырях — и характерное изменение питания населения: значительное увеличение потребления ржи. У всего этого есть довольно четкий порог. Время «перелома» — 1550–1560 годы.
Глава 22
Перелом: 1550–1560
Если публикация «Молота ведьм» фактически не сопровождалась увеличением колдовских процессов, которые в первых десятилетиях следующего века и вовсе пошли на спад, то в середине шестнадцатого столетия тенденция полностью изменилась: «приблизительно с 1550 года кривая преследований взлетает со скоростью кометы»[479].
Считается, что процессы над ведьмам впервые достигли панических пропорций в 1560 году, а основной пик пришелся на 1620–1660 года (см. Trevor-Roper, 1967). Подводя итоги предыдущим исследованиям, Кристина Ларнер (1981) отмечает: «Создается впечатление, что в течение первой половины шестнадцатого века охота над ведьмами почти прекратилась. Были вспышки в Комо в Италии и в Стране Басков, но они очень мало затронули другие места. Франция и Германия, которые были эпицентрами охоты на ведьм в конце пятнадцатого века и снова станут таковыми во второй половине шестнадцатого и в семнадцатом столетиях, казалось, почти забыли о колдовстве»[480].
477
Munro, Dana Carleton. The fourth crusade. Vol. 3, Issue 1 of Translations and reprints from the original sources of European history. The Department of history of the University of Pennsylvania, 1907. p. 19.
479
Gibbons J. Recent Developments in the Study of The Great European Witch Hunt // The Pomegranate (5), 1998.
480
Jensen, Gary F. The path of the deviclass="underline" early modern witch hunts. 2007. p. 65.