В 1560 году в Ксанте монахини блеяли как овцы, разрывали свои простыни, впадали в конвульсии в церкви. В Кельне в 1565 году возникла эпидемия нимфомании у монахинь из Назаретского монастыря, которые «имели любовников, но утверждали, что дьяволы отводили им глаза, принимая облик собак, чтобы бесстыдно совратить их»[504]. Эротизм — характерный симптом отравления спорыньей. Но такое поведение закономерно приводило к беременностям, а для абортов использовалась все та же спорынья. Заколдованный круг.
В 1566 году «конвульсивная болезнь вспыхнула в сиротском учреждении в Амстердаме»[505], затронув от 30 до 70 детей (данные расходятся).
На «воле», за монастырскими стенами, дела идут не лучше. Ведьм появляется все больше. Ликантропия массовая, все леса населены оборотнями. Становится ясно, что дьявол пришел на землю всерьез и надолго. Каждое десятилетие количество ведьм и одержимых увеличивается. Инквизиции приходится работать не покладая рук. Со временем примеряют на себя мантии инквизиторов и судьи, только один Анри Боге за два года сжигает шестьсот оборотней, если верить Вольтеру (хотя речь здесь, скорее, идет об общем числе сожженных). Не отстают и протестанты. Знаменитый юрист и демонолог Бенедикт Карпцов, лютеранин, «законодатель Саксонии», гордость Лейпцигского университета, подписывает смертные приговоры 20 000 человек. Даже если молва эту цифру преувеличила, то вряд ли сильно, считает Роббинс[506].
Демономанические эпидемии быстро распространились в западной Европе, принимая характер народного бедствия; трудно сказать, сколько народа погибло в «священных» кострах инквизиции, несомненно, однако, что количество погибших смело может соперничать с числом погибших в кровопролитных войнах того времени; по вычислению Boguet, судьи в Бургундии, во Франции при Карле IX было до 300 000 одержимых; судья выражал желание, чтобы все эти одержимые, рассеянные повсюду, как черви на фруктовых деревьях, соединились в одно гигантское тело, которое можно было бы сжечь на костре сразу[507].
Приходит время многочисленных религиозных войн. Резня в Каоре в 1561 году уносит десятки жизней, Варфоломеевская ночь в 1572 году — уже тысячи. Характеризуя в целом эту эпоху, Делюмо писал: «В Европе начала Нового времени повсюду царил явный или скрытый страх»[508]. Так будет продолжаться и далее в XVII веке.
Часто одержимость носила коллективный характер, особенно среди монахинь и детей, у которых проявлялась разнообразная картина истерических расстройств, хотя преобладали судорожные припадки, параличи, расстройства сознания, фантазии, похожие на бред, истерические галлюцинации и т. п.[509]
Симптомы известной эпидемии в Мадридском монастыре опять же выглядят похоже:
С одной монахиней вдруг стали случаться страшные конвульсии. У нее делались внезапные судороги, мертвели и скорчивались руки, выходила пена из рта, изгибалось все тело в дугу наподобие арки, опиравшейся на затылок и пятки. По ночам больная издавала страшные вопли, и под конец ею овладевал настоящий бред. Несчастная объявила, что в нее вселился демон Перегрино (обратите внимание на то, что в Испании и демон носит народное имя), который не дает ей покоя. Вскоре демоны овладели всеми монахинями за исключением пяти женщин, причем сама донна Тереза тоже сделалась жертвой этого недуга. Тогда начались в обители неописуемые сцены: монахини по целым ночам выли, мяукали и лаяли, объявляя, что они одержимы одним из друзей Перегрино. Монастырский духовник Франсуа Гарсиа прибег к заклинанию бесноватых, но безуспешно, после чего это дело перешло в руки инквизиции, которая распорядилась изолировать монахинь. С этой целью они были сосланы в различные монастыри. Гарсиа, обнаруживавший в этом деле известное благоразумие, редко встречаемое в людях его класса, был осужден за то, что будто бы вступил в сношение с демонами прежде, чем напасть на них[510].
Некоторые авторы полагают, что в конкретном случае все произошло лишь из-за склок в монастыре, и монахини просто «играли» в одержимых[511]. Возможно, в этот раз так и случилось, но здесь есть еще один интересный момент. В классической работе французского психиатра Реньяра (Paul-Marie-Leon Regnard) отмечено в скобках, что демон носит народное имя. Но Перегрино по-испански — это не только народное имя (оно-то, возможно, вторично) или имя дьявола. Само слово означает «пилигрим», «паломник». Испанское название той книги Коэльо, которая вернула былую славу Пути Иакова, было как раз «El peregrino de Compostela» (в португальском оригинале — «Путь мага»), а дословно «Пилигрим из Компостелы». Ассоциировались ли в Испании со средних веков паломники на Пути с демонами и бесами? Или же просто с теми, кто несет несчастия и болезни? Самого сильного демона Peregrino называли также Raro (странный), одержимость определялась врачами как Peregrino Raro.
506
«Возможно, распустивший в 1675 г. эту легенду Филипп Андреас Ольденбургский, и преувеличивал, но его оценка, вынесенная тогда, когда еще была свежа память об этом человеке, не могла быть полностью неправдоподобной, более того, Ольденбургский восхищенно цитирует его». (Роббинс, op. cit.).
508
Делюмо, Жан. Ужасы на западе: Исследование процесса возникновения страха в странах Зап. Европы, XIV–XVII вв. Пер. с фр. М.: Голос, 1994. С. 3.
509
Якубик, Анджей. Истерия. Методология. Теория. Психопатология. Перевод с польского. М.: Медицина, 1982.