Выбрать главу

Здесь самое время уточнить, к какому именно году относятся события в повествовании Горького. Нас может смутить примечание из собрания сочинений, впервые появившееся в издании Госполитиздата 1949 года и оставшееся в последующих изданиях: «Занятия М. Горького философией с Н. 3. Васильевым и настроения, описанные в рассказе, относятся к 1893–1894 годам, о чем А. М. Горький сообщает в письмах И. Б. Галанту»[138]. Откуда и зачем такое примечание появилось, хотел ли Горький намеренно скрыть следы, ведущие к соответствующим выводам, или же это инициатива Госполитиздата, мы пока выяснять не будем, дабы не впасть в конспирологию. Отметим только, что сам Галант об этом ничего не знал, и в своих статьях годы указывал совсем другие: «Горький художественно, красочно, но, видимо, вполне правдиво описывает душевную болезнь, которою он страдал в 1889–1890 годах». Собственно, те же годы указывает Горький в рассказе, а это значит, что у студента Васильева хлеб мог быть «волшебный», поскольку купить его было тогда легко, даже того не желая. Строго говоря, в некоторых губерниях в эти годы нормальный хлеб найти было труднее, ибо в России шла крупнейшая за последние десятилетия XIX века эпидемия эрготизма, и черный хлеб нередко был особенным, мог сработать даже и без хинина. Так что вполне вероятно, что «учитель» Горького, неистовый потребитель веществ химик Васильев (от этого позже и умерший) хорошо знал, каким именно хлебом с хинином угощать будущего классика. Впрочем, в хлебе разбирался и сам Горький — ранее он работал в пекарне.

Въ самое последнее время, именно въ конце 1889 и начале 1890 года жестокая эпидемiя рафанiи развилась въ вятской губернiи: въ одномъ лишь нолинскомъ уѣздѣ заболѣло 2749 человѣкъ, изъ нихъ умерло 535 или 19,42 %, всего же въ губернiи заболѣвшихъ было болѣе 3840 душъ, а умершихъ 602 человѣка или 15,7 %. Эти цифры показываютъ, какихъ размѣровъ можетъ достигать народное бѣдствіе отъ спорыньи, особенно если принять во вниманіе, что и оставшіеся въ живыхъ больные на долгое время или навсегда остаются инвалидами, душевно-больными или калѣками[139].

Причем основной особенностью этой эпидемии в соседней Вятской губернии — той губернии, где десятью годами ранее произошел описанный Короленко случай деревенского психоза — являлось то, что спорынья в этот раз уродилась с очень высокой галлюциногенностью. Психиатр Реформатский, поехавший изучать вятскую злую корчу вместе со своим учителем Бехтеревым, на большом клиническом материале описал эту эпидемию в своей диссертации, где впервые употребляет термин «галлюцинаторная спутанность». Он наблюдал у населения ужас перед неведомыми грабителями, видения дьявола, огня и неопознанных чудовищ, описывает, как мужик ловит свою невидимую шапку и т. д. Галлюцинации в 1889–1890 гг. были зафиксированы Реформатским более чем у 30 % пациентов[140].

Дефицитом тогда такой хлеб явно не являлся, да и в другие годы его хватало, меньшие вспышки «злой корчи» шли постоянно: «у насъ, къ сожалѣнію, ее можно наблюдать и въ настоящее время чуть не ежегодно, въ той или другой мѣстности, то отдѣльными группами заболѣваній, то настоящими эпидемiями»[141]. Зараженное зерно не уничтожалось, его пытались продать снова и снова. Годом раньше описывалось, как вагоны с пораженной спорыньей рожью ходят кругами:

Министерство доставило намъ въ Суджаскiй уѣздъ рожь; наша управа составила актъ о непринятіи такой ржи потому что она была на половину съ спорыньей. Это, господа, интересный фактъ. Извѣстно всякому хозяину, что спорынья бываетъ въ мокрыя лѣта, а это лѣто было сухое. Такъ откуда-же взялась спорынья въ этой ржи? И вотъ явилось подозрѣніе. что это тотъ хлѣбъ, который когда-то былъ купленъ министерствомъ для интендантства, и такъ какъ онъ въ свое время былъ забракованъ, то и предложенъ былъ намъ. А спорынья, господа, ядъ и ядъ очень вредный, особенно для женщинъ, и такого хлѣба принять нельзя. Такъ или иначе, но этотъ хлѣбъ былъ забракованъ и отосланъ назадъ. Но каково было сорокапятитысячному населению, которое ждало этого хлѣба?[142]

И. А. Груздев, литературовед, биограф и исследователь творчества Максима Горького, показывает нам яркую картину того, как в хлеб урожая 1891–1892 гг. подмешивали (в том числе) и спорынью:

Крупные хлебные фирмы, ведшие до сего времени большую экспортную торговлю, начали поспешно скупать массы хлеба по всему урожайному югу… Целая армия посредников в свою очередь развивала бешеную спекуляцию, не стесняясь самой грубой порчей хлеба. В хлеб подмешивали мякину, куколь, спорынью, сорные травы, дресву и песок. В одной только Пензенской губернии на прибывающие партии хлеба было составлено 148 протоколов о негодности. Дело дошло до того, что правительство вынуждено было опечатать склады одной из крупнейших фирм на юге. Но дознание показало, что порча хлеба производилась на станциях юго-западных дорог, где по указаниям фирмы агенты скупали у помещиков отбросы и перед отправлением в голодающие губернии сваливали их в вагоны вместе с чистым зерном. Перечисляя формы вскрывшихся спекуляций, один из журнальных обозревателей меланхолически заключает, что «в виду тяжелого бедствия» таких злоупотреблений «нельзя было и ожидать»[143].

вернуться

138

Горький, М. Собрание сочинений, Том 15. Гос. изд. — во худож. лит-ры, 1951. С. 422.

вернуться

139

Записки Кіевскаго Общества Естествоиспытателей, Томъ 13. тип. Имп. ун-та, 1894. С. XXXI.

вернуться

140

Реформатскiй, Н. Душевное разстройство при отравленiи спорыньей (Болѣзнь «злая корча»). М., 1893.

вернуться

141

Записки, 1894, XXXI.

вернуться

142

Труды Императорскаго вольнаго экономическаго общества. С. Петербургъ, 1898. С. 31.

вернуться

143

Груздев, И. А. Горький и его время, Т. 1. 1938. С. 354.