Наши характеры так же сильно отличались. Она была слаще сахара. А я… нет.
Однажды я подслушала разговор мамы и Николаса. Она сравнила нас с временами года. Хартли — это лето, теплое и гостеприимное. Другие могут греться в ее свете, а потом уходить с улыбкой. Эверли — это зима, холодная и целеустремленная. Она веселая, но в то же время коварная. Разбуди ее ярость и пострадаешь.
Я согласилась с этим. Если кто-то навредит моей семье, я взорвусь.
Я подошла к Хартли и принялась вводить код. Используя наш секретный язык-близнецов, неанглийский, я сказала:
— Иснописнять зиснабиснылисна киснод? — «Опять забыла код?»
Мы ставили и-с-н перед гласными, по одной на слог. До сих пор никто не расшифровал наши слова.
Она ответила:
— Иснеслисни тисны исноткрисноиснешь иснэтисну диснуриснацкиснуисню штиснукисну, киснак киснонсиснервниснуисню биснанкисну, писнослисне тисногисно, киснак исня биснориснолиснась с нисним циснелиснуисню виснечнисность…
Щелчок. Замок открылся, и дверца распахнулась.
Я смеялась, переводя. «Если ты откроешь эту дурацкую штуку, как консервную банку, после того, как я боролась с ним целую вечность…»
— Мнисне хисночиснетсисня крисничиснать, — закончила она, смеясь. «Мне хочется кричать».
Она потянулась за книгами, но замерла и вздрогнула. Боль застлала ее глаза, а губы напряглись.
Моя грудь сжалась.
— Опять головная боль? — Примерно в то время, когда я начала видеть Ангела в зеркалах, у Хартли начались мигрени.
Я следила за временем и интенсивностью боли. Последний приступ был настолько сильным, что она дергала себя за волосы и билась головой о стену.
— Не такая сильная, как другие. — Она улыбнулась и стукнула меня в плечо. — Писножисналиснуйстисна, нисне биснесписнокиснойсисня иснобисно мнисне. — «Пожалуйста, не беспокойся обо мне.»
Не беспокоиться о самом важном человеке в моей жизни? Попробуй еще раз.
— Может, пора рассказать маме? — Может быть, лекарства помогут.
— Нет! — крикнула она, а затем отошла. Забрав у меня учебник и домашнее задание и запихнув их в рюкзак, она сказала более спокойно: — Извини. Я не хотела кричать. Но ты же знаешь, мама решит, что я умираю.
Да. Паника была маминой настройкой по умолчанию. Она во всем находила скрытый смысл, и этот смысл указывал на трагическую смерть ее девочек. Простуда = смерть на больничной койке. Усталость = заснуть и не проснуться. Ехать в машине = погибнуть в аварии. Все без исключения малейшие изменения в нашей жизни повергали ее в панику. Именно поэтому я не упоминала о своем зеркальном Ангеле.
— Эй. — Хартли еще раз толкнула меня в плечо: — Что такое красное, синее и желтое? — Пауза. Затем: — Цвета.
Я фыркнула. Рассказывать нелепые анекдоты стало нашей фишкой, помогающей снять напряжение.
— Что вампир сказал оборотню? Ничего. Оба существа вымышленные.
Когда она рассмеялась, в конце коридора раздался крик. Из-за угла выскочил блеющий маленький козлик, у которого была четкая цель: Хартли.
Она присела, раскрыв руки. Также сильно, как она любила животных, они любили ее в ответ. Бродячие кошки и собаки тянулись к ней, где бы она ни находилась. На парковке, в ресторане, даже в продуктовом магазине. Дома за окном нашей спальни обычно собиралось большое количество птиц.
— Посмотри на себя, — сказала она, поглаживая шерстку маленького козлика. — Такой вонючий милашка!
Я не удивилась, когда существо намеренно наступило мне на ногу, отталкивая в сторону. Я позволила ему. Он отвлек Хартли от головной боли, так что я в долгу перед ним.
Томас и его друг… я не запомнила его имени, поэтому решил называть его Рыжим… быстро вернулись, чтобы спросить, не нужна ли Хартли помощь. Она мило отказалась, и парни остались пофлиртовать и даже спели «У Хартли был маленький козлик»[2].
— Есть идеи, откуда взялся этот милашка? — спросила она.
— Нет, но думаю, что ты пришла прямо с небес. — Усмехнулся Томас.
Она улыбнулась ему. В этот момент Рыжий шлепнул ее по попе.
Хартли удивленно вскрикнула, явно чувствуя себя неловко.
От ярости моя спина резко выпрямилась. То, что он сделал, было не круто.
Козлик согласился. С блеянием он пнул Рыжего в голень.
На протяжении многих лет мама поручала мне одну работу, только одну. «Защити Хартли любой ценой».
Конечно, она также любила говорить: «В чем бы ни было дело, насилие — не ответ».
Даже когда мой разум кричал: «Остановись! Награда не стоит такого риска», я врезала кулаком в нос Рыжего. Око за око. Или удар за удар.
Послышался хруст, и кровь залила его губы и подбородок, когда он попятился назад.
Томас встал между нами и вытянул руки, разнимая нас.
Чувство вины нахлынуло на меня, плечи опустились. Сегодня я и подвела, и помогла своей девочке.
— Ты шломала мне вос! — В глазах Рыжего пылала ярость. Он попытался обойти своего друга.
Думаю, он не боялся меня.
Я проигнорировала дрожь в теле и приготовилась к драке. Благодаря Николасу я получила несколько уроков самообороны. Тренировка могла бы пойти мне на пользу.
— Подойдешь ближе, и я сломаю что-нибудь еще, — сказала я, перед тем как злобно улыбнуться.
Рыжий не шевелился. Томас отступил на шаг.
— Мисс Морроу! — По коридору раздалось быстрое цоканье каблуков. Затем из-за угла появилась директор. — Что вы натворили? И почему в моем здании находится козел?
Я посмотрела на Хартли и пробормотала:
— Писнохисножисне, иснстану киснозлисном иснотписнущисненисниисня. — «Похоже, я стану козлом отпущения».
Уверена, нас с Рыжим отстранят от занятий за драку. Ничего страшного, правда? Больше времени дома означало больше времени с Ангелом. Больше времени, чтобы читать и анализировать рынок труда.
Я старалась не улыбаться, когда шла встречать свое «наказание».
Глава 2
Невинность, разбитое сердце и предательство, о, Боже.
Оглядываясь назад, я могу вспомнить дни, которые навсегда изменили мою жизнь, сделав меня такой, какая я есть.
День, когда я поняла, что Питер стесняется меня.
День, когда я впервые увидела Ангела.
День, когда мама вышла замуж за Николаса.
Сначала я хотела, чтобы он ушел. Он разговаривал так, словно вырос в фантастическом романе.
«Сын тролля!»
«Пусть твоя магия будет сильной, а сердце — верным».
«Полпенса золота за твои мысли».
Однако вскоре я полюбила его. Он придал маминым глазам столь необходимый блеск, никогда не испытывал страха или гнева рядом со мной, как многие другие, и всегда относился к нашей семье с добротой и уважением.
Было кое-что еще, что мне в нем нравилось. У него всегда оставалось бесстрастное лицо. Когда у него можно было увидеть хоть какую-то эмоцию? Когда он смотрел на Обри Морроу. Ну, теперь Обри Сорен. Его лицо излучало обожание.
Сегодня, сидя на кухне за мраморной столешницей с розовыми вставками, я пережила еще один судьбоносный момент.
Хартли сидела рядом. Я делала домашнее задание, а она рассказывала, как нужно вести себя за столом Тору, черно-белому шпицу с львиной стрижкой и склонностью к тявканью.
Мама бегала от одной кастрюли к другой, готовя ужин. На шкафах Николас написал цитаты из какой-то давно забытой версии «Белоснежки и Злой Королевы», которую мама слышала в детстве.
«В глубине ее души расцвел росток зависти, и каждая ее мысль, как вода, помогала ему расти».
«Одна капля яда убьет ее самого сильного врага… и последнюю каплю добра в сердце».