— Уходим, Светка! Слышишь меня? Надо уходить отсюда!
Безвольным роботом она сделала несколько шагов вслед за мужем. По мере удаления от того места, где они с дочерью стояли, красные нити из их голов удлинялись. Правда, прямо на глазах они становились тоньше, а уже у темного входа в пустое и гулкое административное здание вдруг лопнули с тихим свистящим звуком — словно кто-то неподалеку в пустую гильзу дунул.
Выбравшись наружу, Стариков увидел, что площадь перед стадионом и пустырь рядом с ней призрачно высвечены голубоватым светом, и воздух над ними бурлит от бесчисленного множества маленьких белых пузырьков. Со стороны все выглядело так, словно в огромной кастрюле закипала вода. Зрелище захватывало. Некоторое время Стариков смотрел на бегущие в небо пузырьки. Он крепко прижимал дочь к себе и чувствовал, как она странно дрожит всем телом, словно хочет выгнуться, но у нее не получается. Жена стояла рядом молчаливым истуканом. Или правильнее было бы сказать — истуканшей?
Придя в себя и осмотревшись, Стариков сообразил, что надо идти в обход. Идти напрямик через эти самые беснующиеся белые шарики он так и не решился.
— А потом? — азартно спросил Кунжаков.
— А потом все и началось… — Дмитрий Стариков достал из кармана куртки пачку сигарет, достал одну, но вместо того чтобы нормально закурить, принялся ломать сигарету и нюхать табак.
— Да ты кури, не стесняйся! — подбодрил его водитель. — Хочешь, я тебе свои дам — «Честерфилд»?
— Я не курю, — сказал задержанный. — Бросил.
— Что дальше-то было? — спросил старший лейтенант. — Руку тебе кто прострелил?
— Никто не простреливал, — сказал Стариков. — Это я на штырь напоролся, когда мы упали. Как я Маришку от этого штыря уберег, сам ума не приложу… Мы уже довольно далеко отошли, когда у стадиона появились белые пятна. Больше всего они мне почему-то напомнили собак. Не знаю почему. Может, просто поведение мне их что-то напомнило? Пометались они у стадиона, потом вытянулись в цепочку и двинулись в нашу сторону. Медленно так двинулись, как собаки по следу. Я Светку за руку и — ходу! Дальше ничего не помню. Помню, ехали на велосипеде. Но откуда он взялся, убей Бог, вспомнить не могу! Потом вход. Там они нас и настигли. Чувствую, тянет меня назад. Словно бы вернуться надо. Маришка у меня на руках забилась. Светка что-то злое мычит, вырывается… Ну я и жахнул по пятнам этим из ракетницы. Во всех патронах у меня жаканы были, а в этом дробь оказалась. Может, и к лучшему. Сыпануло по ним дробью. Повредить-то особо не повредило, не заметил я, чтобы дробь им какой-то видимый урон причинила. Только вроде заколебались они. Желание возвращаться у меня исчезло, Светка опять в неподвижную задумчивость впала, Маришка на руках затихла, и ломать ее перестало. Толкнул я ее в проход, сам полез пятками назад, а ракетницей им грожу…
— Постой, постой, — сказал Кунжаков. — Это какой ракетницей?
— Погоди ты! — дернул его водитель. — Дай человеку до конца рассказать.
— А нечего больше рассказывать, — сказал устало задержанный. — Ракетницу я где-то обронил, патроны, что остались, в сумке лежат. — Говоря это, он одергивал на девочке платье. — Под землю эти пятна за нами не сунулись. А когда выбрались, мы сразу на вас и напоролись. Отпустите нас, мужики! Нам еще до Царицына добираться…
— А жена так и не разговаривает? — спросил десантник Костя. Автомат он уже опустил стволом вниз и расслабился. Чего себя пружиной держать, если опасности нет?
— Не оклемалась еще. — Стариков повернулся к жене, на измученном лице его появилось выражение нежности. Может, это вот выражение и решило все. В любом ином случае Кунжаков бы, конечно, не колебался. Но тут он сомневался, чтобы от рассказа Старикова что-нибудь особо прояснилось. Только сказал:
— Твоим медицинская помощь нужна. Да и сам ты… Рука-то болит?
— В Царицыне лечиться будем, — сказал задержанный. Не выпуская из рук дочери, он встал, сбросил с плеча ремень сумки. Подумав, сбросил и куртку. — Так мы пойдем?
И опять Кунжаков замялся.
— Пусть идут, — сказал сержант Николай. — Они уже всего дерьма полной ложкой хлебнули. Да и прав паренек, привезем мы их в лагерь, у нас самих неприятности начнутся. Хорошо как на месяц в карантин запрут, а если до скончания века?
— Давай, Коля, узнаем, что армия думает, — осторожно сказал Кунжаков. — Мы с тобой одно думаем, они другое.
— Пусть идут, — сказал десантник Леша. — Главное, чтобы баба и ребенок здоровы были. Слышь, Диман, только в городе сразу в больницу, понял?
— Спасибо, мужики, — сказал Стариков. Он поудобнее перехватил дочку, взял жену за руку, и они вышли за круг, высвеченный фарами автомобиля. Через некоторое время неподалеку вспыхнул фонарик, на мгновение высветил дорогу путникам и погас.
— Осторожный парень, — одобрительно сказал водитель. — Этот дойдет!
— У нас в ВДВ все такие, — без тени бахвальства сказал Костя.
— А с чего это ты взял, что он в ВДВ служил? — повернулся к нему Кунжаков.
— А по наколке, — сказал десантник. — Когда он куртку сбросил, я сразу ее увидел.
Кунжаков оглядел присутствующих.
— Так, мужики, — начальнически сказал он. — Обо всем молчок. Иначе нас туда загонят, куда Макар телят не гонял.
— Не гони, — с заметной усмешкой в голосе сказал Костя. — А то ты прямо как Наполеон.
Они постояли около машины, покурили и только тут обнаружили, что в воздухе полно комарья. И комарье это было прямо-таки безжалостным.
— Пошли в машину, — сказал сержант Николай. — Сейчас проедемся немного, их давлением выметет.
«Уазик» немилосердно затрясло на ухабах. Тусклый свет фар выхватывал из постепенно теряющей ночную густоту тьмы деревья и дорогу.
— Нет, мы правильно сделали, что ребят отпустили, — неожиданно сказал Алексей. — Только нутром чую, боком нам эта благотворительность вылезет!
15. ЦАРИЦЫНСКАЯ ОБЛАСТЬ, ОКРЕСТНОСТИ РАЙОННОГО ЦЕНТРА МИХАЙЛОВКА,
Генерал Сергеев зевал. По темным кругам, четко обозначившимся под глазами, видно было, что он систематически недосыпает. Впрочем, в этом он был не одинок. Вряд ли кто-нибудь в лагере спал более четырех часов в сутки.
Однако на сеансе, который проводил прилетевший ночным бортом гипнотизер, генерал решил присутствовать.
Грузно усевшись на опасно затрещавший раскладной стул, генерал Сергеев оглядел гипнотизера.
Гипнотизер был уже в возрасте. Невысокий и седой, он сразу понравился генералу, когда их знакомили. Не было в этом человеке угодливой суетливости и заискивания, присущего многим военным, да и просто людям, с которыми сталкивался генерал. От многих своих одногодок гипнотизер выгодно отличался спортивным сложением и подтянутостью. У него было характерное лицо, что так нравится художникам и скульпторам, высокий лоб и волчьи, тесно прижатые к голове уши.
— Юрий Горновой, — представился он и слегка наклонил голову, демонстрируя генералу правильный пробор седых волос.
— С удовольствием понаблюдаю за работой профессионала, — сказал Сергеев. — Верите, дожил до седых волос, а гипнотизера ни разу в жизни не встречал. Мне кажется, у вас должна быть занятная жизнь.
— Ax, генерал, — с легкой усмешкой сказал Горновой. — Это лишь кажется неспециалисту. Профессионалы видят в моей работе лишь скуку.
— Можно надеяться на результат? — Генерал Сергеев уселся на своем хлипком стуле поудобнее. — Мне всегда было интересно, откуда у человека появляется такой необычный дар.
Гипнотизер сел с закрытыми глазами, немного посидел без движения.
— Господи, — пробормотал он. — Знать бы, откуда эти способности берутся… А насчет результата, генерал, — в науке и отрицательный результат имеет свое значение. В больнице ничего интересного мы так и не добились… Ладно, я потом постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Можно заводить пациента.