Старший по имени Цезиний Метр сел под смоковницей, достал отнятую у задержанного кримену и высыпал перед сгрудившимися легионерами целую кучу кодрантов, денариев и других монет, как с изображениями цезарей разных стран, так и еврейских — без изображений людей и животных. Монет было много, и легионеры тут же вознесли благодарения Аресу, хотя, если по совести, благодарить надо было этого самого неизвестного им Яхве, который выманил иудея на наглую ночную прогулку. Да притом ещё и с деньгами.
Ночная прохлада стояла над пальмами и кипарисами. Низкая желтая Селена освещала все странным мертвящим светом. В ночном небе метались и попискивали многочисленные летучие мыши, раскинулся Млечный путь и испуганно разлетались в стороны созвездия хитроумных греков. Всей оравой пошли в ближайшую деревушку, нашли винокура и долго стучали к нему, требуя именем божественного цезаря продать им вина и ягнятины. Было уже поздно. Испуганный винокур открывать не желал и грозился ударить жалобой самому прокуратору, поэтому, поразмыслив, от винокура отстали, а вино нашлось у него в сарае, где были вкопаны в землю амфоры. В примыкающем к сараю хлеву неожиданно заблеяли козы. «Не хотел за деньги, — сказал, вызвав общее веселье, Цезиний Метр, — угощай тогда за жалобу!»
За жаренной на вертеле козлятиной и под молодое вино ночь прошла незаметно и была заполнена рассказами бывалых легионеров. Говорили о Черном всаднике, о морском Отшельнике, что подманивал корабли у лихих островов бриттов, кто-то рассказал о карательной экспедиции в страну черных антропофагов, уже под утро посыпались сальные любовные истории, и Индуксен Брабер, нестриженый и бородатый варвар, попавший в легион неведомо как, на ломаной латыни принялся рассказывать о путешествии в страну амазонок. По рассказу его выходило, что амазонки те были бабами красивыми, но с существенным физическим недостатком — у каждой из них была всего одна грудь, пусть пышная и с соском, что твой нос, но одна, клянусь вашим Юпитером! Вторую сиську, если верить Браберу, им ещё в раннем детстве отрезали, чтобы не мешала лук натягивать. Похождения Брабера были такими неприличными, что с них всякий римский патриций покрылся бы краской, а под самый конец об этих похождениях вообще можно было рассказать, лишь используя такие выражения, что от них любой пергамент, любой папирус вспыхнул бы ярким стыдливым пламенем. Словом, Брабер народ повеселил достаточно, после него рассказ Децима Руста о том, как некие знакомые ему легионеры в Парфянии ухаживали за армянками да сами потеряли невинность с их хитрыми мужьями, вообще никого не рассмешил.
Ведя подобные разговоры, патрульные римляне оказались у храма халдейского мага Мардука. В предутренних сумерках храм выглядел очень таинственно и жутковато. Кто-то вспомнил рассказ иудеев о том, что Мардук любит по ночам превращаться в летучую мышь. В таким виде он летает по близлежащим селениям и ищет пьяных, у которых при нападении выпивает всю кровь. «Брехня! — отреагировал варвар Брабер. — Пусть только попробует присосаться, я ему хобот тут же оторву!»
Решительность варвара вызвала одобрительные смешки. Некоторые легионеры начали высказывать предположения, что бы сосал халдейский маг, если бы иудеев не было, а лишь одни доблестные римские солдаты обитали в окрестностях Иерусалима. Другие же, подогретые вином, предложили пойти в храм, найти там мага в его стеклянном гробу и сделать так, чтобы он не только летать не смог, но и двигался бы с большим трудом. Но в разгар самого веселья из храма вдруг вылетела огромная летучая мышь и сделала несколько планирующих кругов над легионерами. Тут напускное мужество их куда-то ушло, и даже вспоминать этого самого Мардука никому уже не хотелось. Не дай бог услышит, ведь обидеться может! А обиженный маг, если его своевременно не прирезать, много пакостей натворить может. Настроение у патрульных испортилось.
Децим Руст, правда, сделал попытку возродить общее веселье своим рассказом о походе на бриттов, но его глупый гогот никто не поддержал. Нашлись среди легионеров и такие, что уже с надеждой смотрели в быстро светлеющее на востоке утреннее небо, где гасли созвездия, и прикидывали, как они поутру распорядятся Иудиными денежками. Одно было несомненным — потратить их можно было с большим толком к своему удовольствию и восторгу еврейских проституток с бритыми подмышками и промежностями.
А когда совсем рассвело, то легионеры увидели движущийся к городу Иерусалиму табор, во главе которого ехал худой рыжебородый мужчина верхом на осле.
— Ну и процессия! — задумчиво сказал Пантер, почесывая затылок.
— Может, нам сразу их разогнать? Ведь если их прокуратор увидит, чую я, несдобровать нам. Глянь, сколько их, ведь в городе сплошная неразбериха начнется.
— И не мечтай! — пресек шустрого и наглого грека Цезиний Метр. — Забыл, что шаббат у них празднуют? А принцепс сказал, что, мол, порядок порядком, а чужие обряды уважать нужно. Наш прокуратор только-только от неприятностей оправился. Помнишь, как эти ишаки против акведука протестовали? Такие сборища у стен дворца Ирода устраивали, до сих пор вспомнить страшно! Пусть едут. Как говорится, в заднице глупого ишака репей больших неприятностей не доставит. Понял, Пантер?
— Конечно, — нахально осклабился грек. — Насчет репьев ишаку всегда видней!
Цезиний Метр нацелился было урезонить забывшего субординацию грека, но в это время ишак заревел, заскрипели и стали открываться тяжелые ворота, и Цезиний погнал своих легионеров к остановившемуся табору — до смены ещё далеко, а следить за порядком Юпитер не станет!
Глава седьмая,
Проповедник въехал в Иерусалим верхом на осле через Навозные ворота. Следом за ним бежала толпа поклонников с пальмовыми ветвями о семи листьях. Иерусалимский плебс, услышав о приезде чудотворца, радостно ревел: осанна! — признавая в невысоком рыжеволосом человеке своего вожака и учителя. Известное дело, плебс всегда ликует, встречая кого-то, — дай плебсу хлеба и зрелищ, и можно ни о чем не беспокоиться, но отбери, в свою очередь, у людей что-то одно, хотя бы зрелища, и ты увидишь, как вскипает волна бессмысленного и беспощадного бунта и как вопят оборванцы: «Хлеба и зрелищ! Долой!» При этом они даже не знают, кто должен уйти долой. Но так уж повелось, что, если недород или зрелищности не хватает, кто-то обязательно должен уйти. Правители с бунтовщиками обычно договаривались. Понятное дело, уж если нет хлеба, так пусть будут зрелища!
Иксус Крест сидел на осле с большим достоинством и милостиво принимал приветствия, благодаря плебс короткими кивками. Время от времени он поднимал руку, осеняя толпу знамением. Рядом с ослом бежали двенадцать дюжих мужчин в коротких туниках и внимательно поглядывали по сторонам. Не иначе как были они телохранителями, что блюли новоявленного мессию от приставаний бродяг из толпы и проявлений совсем уж неумеренного восторга. Был ведь года два назад случай, когда жаждущий чудес народ накинулся на проповедника и оставил его голым, разодрав на мелкие чудотворные части бурнус, виссон и даже набедренную повязку. Особенно доставалось от женщин. Те, если уж нельзя прямо в толпе завести от проповедника ребеночка, старались хоть пояс его получить или прядь волос отрезать. Что за примерами далеко ходить? В прошлом году приезжал один знаменитый прорицатель. Лысым ведь из города уехал! А дочка Ирода Саломея спала и видела, что папашка ей на шестнадцатилетие голову того мужика подарит, который желающих в Иордани купал. И дождалась ведь, зараза, сделал ей папа подарочек!