О..о кексах, тортах, пирогах я знаю много. Моя мама была кухаркой. Всю жизнь простояла на кухне. Готовила то для одного, то для другого хозяина. Особенно хорошо у нее получались десерты. Иногда она тайком приносила мне с хозяйской кухни какое-нибудь свое творение. Я ела, а она, словно сказку на ночь, рассказывала мне рецепт…Потом, когда я уже сама стала матерью, я готовила по этим рецептам своим дочерям. Не часто, но когда те болели, или им просто бывало грустно. Конечно, то что я пеку — было строжайшим секретом нашей маленькой семьи. Никто из моих мужей не должен был знать моего истинного происхождения. По правде говоря, я сама почти забыла, что умею это готовить. Ведь девочки мои давно выросли. Теперь им более не нужны маленькие мамины утешения. Да и при всех своих делах я редко наведывалась на кухни домов моих мужей. А теперь пришло такое странное время, и я снова вынуждена стоять в фартуке на черной кухне. И странно, но я даже счастлива. Будто бы возле меня снова стоит моя матушка, и шепчет мне сколько нужно сахару, чтобы растопить самую холодную душу, и сколько цукатов, чтобы человек смог почувствовать лето.
— Просто знаю и все, — отвечаю я Амелии.
— Перец и сахар, — задумывается та, — Думаю, маменька, это ваш рецепт.
Я не успеваю спросить, что она имела под этим в виду, как Амелия чихает от муки.
Увы, стоит она при этом над самим мешком, и в результате еще больше частиц поднимаются в небо, оседая на лице моей падчерицы. Теперь на ней словно белая маска, ужасно контрастирующая с каштановыми кудрями. Эффект соль уморителен, что я начинаю смеяться.
Амлеия снова чихает, становится еще белей, и я буквально хватаюсь за живот.
— Очень весело, маменька, — бормочет Амелия, а затем в меня прилетает целая пригоршня муки.
Я замираю, а хохотать начинает Амелия. Повернувшись, я вижу свое отражение в одной из кастрюль. Да, теперь и я словно призрак…
Наверное, зайди сейчас кто посторонний на кухню Хилсноу, то наверняка решили бы что поместье полно демонов.
От этой мысли мне снова становится, и я даже присоединяюсь к Амелии в ее веселье.
Потом, отряхнувшись, мы продолжаем свою работу.
Заливаем тесто по формам. Выпекаем. Украшаем…
Последнее — моя любимая часть. Когда мои девочки были маленькие, мы всегда старались придумать наиболее оригинально украшение нашим "шедеврам". Даже устраивали небольшие конкурсы между собой. Сейчас, конечно, все не так: кексы это заказ. С ними не разойдешься. Но все же мы откладываем четыре штуки на ужин. Мне, Амелии, Арнольду и Юджину. И, когда кексы остывают, превращаем свои четыре в апогей нелепости из топленого сахара.
— Здорово вышло, — говорит Амелия, разглядывая наши творения.
— Видишь, — открываю я ей тайну, — Твои книги в чем-то правы. Готовить всегда надо с любовью. Только не обязательно любить того, кому ты готовишь. Достаточно любить сам процесс и свое творение.
Амелия смотрит на меня с полуулыбкой.
— А ваш рецепт даже интересней, чем я думала, маменька.
Кредитор
Примерно в четыре дня я слышу стук в парадную дверь. Скорее всего, это Юджин приехал за кексами. Хотя с чего это господин учитель стал фамильярно стучать в дверь? Мне казалось, он уже давно взял за привычку ходить по Хилсноу как по родному дому. Тем не менее, я открываю дверь и застываю на пороге. Передо мною стоит самый высокий человек, которого я когда-либо видела. Облачен этот великан мужского пола в черный сюртук, черные брюки и черную рубашку. Создается неприятное впечатление, что он одет на похороны. Интересно, может умер кто-то из слуг поместья, и этот чудак зашел сюда прям с похорон попросить монетку? Но нет…
— Госпожа Соцкая? — спрашивает меня этот человек.
Голос его очень тихий. Вкрадчивый. Без тени злобы. Но, между тем, от него по моему телу бегут мурашки.
Я поднимаю голову. Смотрю в лицо собеседника. Оно даже красиво. Разве что нос слишком длинный. В остальном…В остальном этот человек все равно навевает на меня ужас. И тем страшнее, что я не понимаю, отчего так боюсь его. Однако, надо собраться.
— Да, я графиня Соцкая. Позвольте спросить кто вы и зачем пришли в мои владения?
— Пригласите меня в дом, и я все расскажу.
Глаза мои невольно падают на линию порога. Пока она разделяет нас, я могу быть в безопасности…
Да что же это со мной? Видимо надышалась муки и потеряла способность мыслить здраво.